Я сделала глубокий вдох, глядя в зеркало. Мое отражение дышало ровно, спокойно. Ничего не выдавало бурю, бушевавшую внутри.

— Марк не должен знать, — прошептала я, прижимая руку с руной к груди. — Не сейчас. Не до испытания.

Но когда настанет момент, когда его мать выпустит на меня свое пламя…

Элинор

Восточная галерея была пустынна в этот час. Я стояла у стрельчатого окна, сжимая в руке тот проклятый артефакт, пока лунный свет вырисовывал на моих пальцах причудливые узоры. Камень был холодным, почти ледяным, но горел в моей памяти жгучим стыдом.

— Вы уверены? — мой голос прозвучал резче, чем я намеревалась. Где-то за спиной Торакс вздрогнул — старый, поседевший на моей службе, редко слышал эту ноту в моём голосе.

— Феникс видел всё, ваше величество. Она взяла его прямо из алтаря в руинах Северной башни.

Я сжала камень так сильно, что синие искры вырвались между пальцами, обжигая кожу. Он отозвался. После трёхсот лет молчания.

— Она не понимает, с чем играет, — прошептала Лирея, моя камеристка. Её дрожащие пальцы теребили подол, девчонка всегда боялась магии.

Я медленно повернула камень, наблюдая, как лунный свет играет в его глубинах. Внутри, будто в застывшей воде, плавали осколки воспоминаний…

Я была молодой, едва получившей власть. В Большом Зале собрались все — драконы в человеческом обличье и они — Ведьмы Крови. Их Старшая, Морван, стояла перед моим троном с таким же камнем в руках. «Союз наш нерушим,» — говорила она, а камень в её руке пульсировал в такт словам. Мы пили из одной чаши, смешав кровь и магию…

А потом был тот день. День, когда наш Совет решил, что их сила стала слишком велика. Когда мы окружили их башни, пока они спали…

— Ошибаешься, — я с трудом вернулась в настоящее. — Она понимает.

Торакс сжал рукоять меча.

— Что прикажете делать? Мы можем отобрать камень до испытания…

— Нет.

Камень в моей ладони внезапно стал горячим, будто упрекая меня. Я ощутила его голод, тот самый, что когда-то поглотил целый род.

— Пусть оставит его. Пусть использует на испытании.

Лирея ахнула:

— Но если она сможет его контролировать…

Я повернулась к ней, и девушка сразу замолчала, побледнев. В моих глазах, знала я, вспыхнуло то самое пламя — то, что видела Морван перед смертью.

— Если сможет — значит, я ошиблась. — Каждое слово обжигало горло, как признание. — Тогда… пусть будет по-её.

Торакс замер. Старый воин, видевший ту резню, понял меня без слов.

— А если не сможет?

Я разжала пальцы. Камень лежал на ладони, безмолвный, холодный, коварный.

— Тогда он поглотит её. И мой сын увидит истинное лицо её рода.

Я швырнула артефакт в дубовую шкатулку. Дерево тут же покрылось инеем, а замок щёлкнул сам.

Виктория

Я вскочила на кровати от пронзительной боли, будто кто-то вогнал раскаленный гвоздь прямо в ладонь. Воздух свистел в легких — я кусала губы, чтобы не разбудить Марка, но боль была такой острой, что перед глазами поплыли черные пятна. Пальцы судорожно сжались в кулак, ногти впились в кожу, но это не помогало — жгучая волна расходилась от ладони к запястью, как ядовитая кровь по венам.

Когда я наконец разжала дрожащие пальцы, в слабом свете зари увидела — руна жила своей жизнью. Вчера это был лишь небольшой символ размером с монету. Теперь же замысловатые синие узоры, напоминающие морозные узоры на зимнем стекле, оплели все запястье, а их тончайшие ответвления уже ползли вверх по руке. При пристальном взгляде я заметила, как по этим линиям бегут крошечные искорки — ровно в такт ударам моего сердца. Тух-тух — вспышка. Тух-тух — новая волна холодного синего света.

«Он растет», — эта мысль пронеслась в голове, оставив после себя липкий, тошнотворный страх. Я машинально прижала ладонь к груди, чувствуя, как руна пульсирует сквозь ткань ночной рубашки — будто второе сердце, чужое и опасное.

Рядом Марк спал глубоким, безмятежным сном. Лунный свет, пробивавшийся сквозь щели ставней, выхватывал из полумрака его черты — высокие скулы, слегка приоткрытые губы, длинные ресницы, отбрасывавшие тени на щеки. В этот момент он казался не могущественным драконом, а просто человеком. Уязвимым. Беззащитным.

Я не удержалась и осторожно протянула руку, едва касаясь его плеча. В тот же миг из моих пальцев вырвались тонкие голубоватые нити — они обвили его кожу, оставив после себя светящийся след, словно я обожгла его невидимым пламенем.