Виктория

Я падала. Бесконечно. Бездонно. Безвременно.

Воздух (если это был воздух) гудел в ушах, плотный и тягучий, как расплавленный янтарь. Мое тело казалось чужим — онемевшим, невесомым, распадающимся на молекулы. Лишь Камень в моей ладони оставался якорем реальности, его пульсация совпадала с ударами сердца — нет, сильнее, чаще, будто внутри меня билось второе, чужеродное сердце.

Тьма говорила со мной на языке видений. Не голосами. Не словами. Целыми жизнями, врывающимися в сознание, как приливная волна. Я не просто видела — я чувствовала.

— Ритуал Связывания. Холод мраморного пола под босыми ступнями. Запах ладана и драконьей чешуи. Дрожь в руках, держащих серебряный кинжал. И голос (мой? Не мой?) произносящий слова клятвы, которые обжигают губы, как крепкий алкоголь.

— Предательство. Внезапную боль между лопаток. Теплую струйку крови, стекающую по позвоночнику. Ошеломляющее непонимание в глазах золотого дракона (Марка? Это был Марк?), когда он видит кинжал в моей (не моей?) руке.

— Себя. Но не себя. Другую Викторию в другом времени. Ее (мои?) пальцы, сжимающие рукоять меча. Его (Марка?) кровь на лезвии. И всепоглощающую пустоту, наступающую после.

— Нет!

Мой крик потерялся в безвоздушной тьме. Я судорожно сглотнула, ощущая, как фиолетовые искры вырываются изо рта вместе с отрицанием. Но тьма лишь сгустилась вокруг, как бы отвечая: Это было. Это будет. Это — ты.

Удар.

Я рухнула на колени, ощутив жгучую боль в надкостнице. Воздух ворвался в легкие, обжигая, как ледяной ветер. Когда я открыла глаза (когда я успела их закрыть?), передо мной предстал храм — но преображенный.

Стены, некогда покрытые патиной времени, теперь сияли первозданной белизной. Фрески дышали свежестью красок — синие драконы и серебристые ведьмы, словно вот-вот сойдут со стен. В центре, на алтаре из черного мрамора… Книга. Фолиант, который показал мне Феникс, но теперь — целый, нетронутый веками. Его переплет переливался золотом и пурпуром, а страницы светились мягким сиянием, будто между ними заточили лунный свет.

«Ты должна вспомнить.»

Голос. Женский. Мой, но не мой.

Я подняла голову (какой тяжелой вдруг стала голова!) и увидела Ее.

Ведьму Крови. Мою предшественницу. Но теперь ее черты не пугали — лишь печалили. В уголках глаз лучились морщинки усталости, а в изгибе губ читалось сожаление.

— Кто я? — прошептала я, и мой голос прозвучал хрупко, как тонкий лед.

Ее улыбка стала теплее.

— Ты — последнее звено. Последний шанс. Последняя, кто может переписать то, что мы испортили.

Я поднялась, ноги дрожали, как у новорожденного олененка, делая шаг к алтарю. Книга сама раскрылась передо мной, страницы перелистывались с тихим шелестом, пока не остановились на последней странице.

Три слова. Всего три слова, написанные не чернилами, а чем-то темнее, глубже:

«Выбери его снова.»

И в этот миг все стало на свои места. Пророчество. Союз. Предательство. Это не было предопределением. Это было предупреждением. Храм содрогнулся, как живое существо. Со свода посыпалась штукатурка, где-то вдали рухнула колонна.

— Они идут, — сказала Ведьма, и впервые в ее голосе зазвучала тревога. — Стражи не позволят истории измениться.

Я сжала кулаки, Камень жег ладонь, но это была хорошая боль.

— Что мне делать?

Она посмотрела на меня — и вдруг улыбнулась по-настоящему, по-человечески.

— Проснись, дитя мое.

Реальность разбилась, я вдохнула — резко, судорожно, как утопающий, выброшенный на берег. Лаборатория. Настоящая. Знакомая. Пахнущая дымом и страхом.

Надо мной склонился Марк. Его золотистые глаза, такие знакомые, такие любимые, были расширены от ужаса. На скуле — свежий порез, из которого сочилась темная драконья кровь.

— Вика!

Его руки, теплые, сильные, с мелкими шрамами от старых боев, сжали мои плечи.

— Я думал… Боги, я думал, что потерял тебя.

Я подняла дрожащую руку и коснулась его щеки. Кровь прилипла к пальцам, теплая и липкая.

— Я помню, — прошептала я.

Потому что теперь знала, мы уже проходили этот путь и допустили ошибку.

Но теперь…

Снаружи грохот — каменные шаги, скрежет кристаллов, рев ярости.

Стражи были уже близко, я посмотрела в глаза Марку и выбрала, его!

Нас.

Снова.

Камень в моей ладони взорвался ослепительной вспышкой, и мир… застыл. Я видела каждую пылинку, замершую в воздухе, капли зелья, застывшие в момент падения, даже искры магии, застывшие как новогодние гирлянды. Марк был единственным, кто остался не затронут. Его золотые зрачки расширились, отражая фиолетовое сияние Камня.

— Что… — его голос звучал приглушенно, будто доносился из-под воды. Он медленно поднял руку, наблюдая, как его пальцы оставляют за собой светящиеся следы в застывшем воздухе.