К нему обернулся Чацкий, который выглядел полубезумно — с растрёпанными волосами, в которых виднелась седина, покрасневшими белками глаз и лицом, а вдобавок почему-то с оторванной пуговицей на кителе.

— Добрый день, — поздоровался Мстислав.

— Явился наш глава! — злобно выплюнул Чацкий, тут же меняя объект для выплёскивания своей ярости. — Как ты мог допустить, чтобы это пришлая репортёрша заявлялась сюда и кидалась такими обвинениями?

— Давайте будет честны, — миролюбиво встряла Мирослава, — Я никого не обвиняла, лишь попросила ответить на несколько вопросов. Я всё-таки лицо, которое предоставила столица для выяснения всех обстоятельств в расследовании убийств. Вместо того чтобы пойти мне навстречу, вы уже полчаса сотрясаете воздух.

— Нет, ты её слышишь? — с неприятным смешком спросил заместитель участка у Мстислава. — Не пора ли главе общины вмешаться?

Тот всё ещё не до конца был готов к этому — со вчерашнего дня, когда Мирославе стали известны, тщательно скрываемые тайны их общины прошло немного времени — он так и не смог понять, как отреагировала она и как себя вести теперь ему. Поэтому он старался сохранить хотя бы внешнюю невозмутимость и достаточно спокойно обратился к Мирославе:

— На каком основании ты решила задать ему эти вопросы?

— Так вы настолько близки! Всё становится понятно! — оскалился Чацкий, но был всеми проигнорирован.

— У меня есть свидетель, который утверждает, что видел господина Чацкого ходящим поздним вечером на кладбище и после убийств его походы стали еженощными. Мне показалось это несколько странным, вот я и решила поинтересоваться.

Вяземский нахмурился, вновь взглянув на спокойную Мирославу. В её запахе он учуял волнение, но больше всего в нём выделялось нетерпение и затаённое раздражение — аромат напоминал кисло-сладкие лесные ягоды.

— Это правда? — обратился он к заместителю участка.

— И ты ей веришь? — сквозь зубы процедил он, но затем усилием воли сбавил обороты и пожал плечами. — Даже если и так, это разве запрещено? На том кладбище у меня похоронены предки и жена.

— Не запрещено, но когда я вас допрашивал, то вы ни о чём таком не упоминали.

— А разве должен был? — вскинул Чацкий бровь, поджав губы.

Мстислав неопределённо пожал плечами.

— Это выбивается из ваших показаний. Если это не секрет, то почему вы скрыли это? Я не говорю, что обвинения Мирославы справедливы, просто нахожу странным такое утаивание. Вы могли что-то заметить.

— Я ничего не видел, — непреклонно произнёс Чацкий, стремительно меняясь — он вернул контроль над собой и стал привычно собранным.

Вяземский кивнул и отошёл от выхода, который до этого загораживал.

— Спасибо, что ответили на вопросы. Можете идти.

— Из собственного кабинета? — изумился он.

— Я ещё не закончила, — тоже не согласилась с решением Мирослава.

— Мне нужно переговорить с госпожой Вишневской. А вы бы могли пойти домой и отдохнуть, — ответил Вяземский заместителю, и тот, не скрывая злорадства, всё-таки покинул кабинет, оставив их вдвоём.

Мстислав вновь вернулся на исходную позицию. Некоторое время царило неуютное, насыщенное отрицательными чувствами, молчание — как будто после того, как они остались наедине заговорить друг с другом стало тяжелее. Вяземский старательно не смотрел в сторону Мирославы, и та отвечала взаимностью.

В этот раз она не выдержала первой и сказала с нескрываемым раздражением:

— Ты не имел права вмешиваться. Я могла сама его допросить.

— И ничего бы не узнала.

— Ты тоже не больно много смог выяснить, — пренебрежительно фыркнула она.

— Мы точно знаем, что он недоговаривает что-то, — упрямо возразил он.

— Это и так было понятно!

Снова наступила неловкая пауза. Слишком многое обоим хотелось сказать, и никто не знал, с чего начать. Вяземский не мог так быстро прийти в себя из-за её многочисленной лжи, несмотря даже на то, что Мирослава невероятно восхищала его. А у неё наверняка были свои причины для того, чтобы недовольной им, иначе была бы она так холодна? Эта мысль неожиданно разозлила его, ведь он, в отличие от неё, не действовал постоянно за спиной.

— Почему ты не сказала мне, что узнала что-то? — потребовал он ответа и впервые с момента, как они остались наедине, взглянул на неё.

Мирослава задумчиво созерцала вид за окном, всё так же прислоняясь к столу Гордецкого. После его вопроса она коротко и негромко засмеялась.

— Чтобы ты допросил Чацкого сам? — насмешливо поинтересовалась она, возвращая внимание к нему.

— Да.

Мирослава резко отлепилась от стола и сделала несколько решительных шагов в его сторону.

— Вот поэтому и не сказала, Мстислав! Ты думаешь, что только ты способен чего-то добиться от людей? Почему? Потому что ты мужчина?