Мы проехали комплекс ООН. Ряды белых «Лендроверов» и «Лендкрузеров» были припаркованы у квадратного блока из бетона и стекла. Эта часть магистрали была усеяна стальными ежами – крестообразными заграждениями, установленными на дороге, чтобы помешать примерно двумстам пятидесяти танкам сербской армии вторгнуться в город. Иногда я слышал их рев из центра города. «Ежи» были не единственными препятствиями, которые приходилось избегать по пути в аэропорт. Кроме того, попадались обломки бетона, сгоревшие машины и, время от времени, один-два трупа.

Примерно в километре впереди над центром города возвышалась разрушенная бомбардировкой многоквартирная башня — бывшее здание парламента.

«Почти у цели, Sunny Side Up».

Джерри сказал то, что я думал.

Я не мог не улыбнуться. Я не слышал этой поговорки почти десять лет.

Мы вообще не говорили о Робе и Бензиле. Но, с другой стороны, и говорить-то было особо нечего.

Такси остановилось у большого жёлтого куба с вывеской Holiday Inn. В прошлый раз, когда я был здесь, земля была покрыта снегом, и так и появилось это прозвище. Выглядело оно почти так же, только гораздо тише, чем когда на город ежедневно обрушивались четыре тысячи снарядов и мин. Мне оно напомнило вкусную картошку фри, а иногда даже сосиски, когда они были в меню. По крайней мере, пока однажды снайпер не подстрелил повара по дороге на работу.

67

Гостиница «Holiday Inn» была вынуждена закрыться ещё до войны из-за банкротства, но, поскольку все остальные отели города один за другим подвергались бомбардировкам, она открылась вновь. Хотя цены росли по мере того, как длилась осада, недостатка в гостях у неё не было. Казалось, её не волновало, что её верхние этажи постоянно подвергались обстрелам сербской артиллерии, ракет и миномётов: как и Палестина, она существовала ради наживы и оставалась штаб-квартирой и пристанищем для мировых СМИ.

Иногда электричество работало, иногда отключалось. Иногда в номерах было ужасно холодно, иногда слишком жарко. Как бы то ни было, это был единственный отель в мире, где самые дорогие номера были без вида. Золотое правило выживания гласило: если видишь снайпера, снайпер видит тебя, и это не обязательно был серб. Эта война привлекала чудаков со всего мира: неонацистов, всех, кто не любил мусульман, и тех, кому просто нравилось убивать людей. Все они приезжали ради военного туризма, их сопровождали на огневые позиции на возвышенностях, и они могли пострелять по всему, что движется. Был даже какой-то русский писатель-авангардист, заснятый на камеру, стреляющим по городу.

До оперативного пункта Фирмы, расположенного над кафе, в мирное время можно было дойти пешком примерно за двадцать минут, а во время осады — за два-три часа, если снайперы были активны, а люди скапливались на углах улиц, ожидая, когда у них хватит смелости бежать.

Когда мы регистрировались, ребята за стойкой забрали наши паспорта в качестве залога, как в старые добрые времена. Я всегда это ненавидел. Мне всё время казалось, что я вижу это в последний раз.

Интерьер почти не изменился: почти везде по-прежнему было много серого эрзац-мрамора. Даже сотрудники ресепшена вели себя так, словно за приветственную улыбку их могли отправить в ГУЛАГ.

В гостинице «Холидей Инн» стало гораздо тише, поскольку по людям не стреляли, а в вестибюле не падали артиллерийские снаряды, но всё так же многолюдно. Я подумал, неужели это всё ещё излюбленное место журналистов? Скорее всего, нет. Сараево уже не было таким местом. Начались новые войны, новые истории. Большинство слоняющихся людей выглядели так, будто приехали по делам. Немцы и турки на мобильных телефонах направлялись к лифтам, катя за собой свою элегантную ручную кладь.

Кофейня занимала большую часть первого этажа, с квадратными кожаными и хромированными креслами, расставленными вокруг низких столиков. В дальнем углу кофейный бар изо всех сил старался выглядеть как большой шатер с полосатым навесом над кофемашинами и бутылками виски. Отель был пустым посередине. Все номера были построены вокруг внешних стен, поэтому десятиэтажный атриум напоминал внутреннюю часть государственной тюрьмы. Это напомнило мне поездку на Алькатрас с Келли.

Мы зашли в лифт и поднялись на первый этаж. На этот раз мы с Джерри делили двухместный номер. Свободные одноместные номера были только на верхних этажах.

Когда мы вышли и проследили за посадкой, Джерри всё ещё пребывал в своём мире. Скоро ему придётся заговорить.

Номер 115 мог бы быть любым номером в любой сети отелей мира. После войны его обновили, но тёмный шпон по-прежнему был фаворитом. И, как и в старые добрые времена, я обнаружил, что смотрю прямо на руины ещё одного сгоревшего здания. Неподалёку простирались зелёные склоны горы Требевич, а небо над ней было кремнисто-голубым.

До войны жители Сараево спасались от городской жары по канатной дороге, чтобы устроить пикник на склоне горы. Потом пришли сербы и заминировали Требевич. То ли я читал об этом, то ли видел по каналу Discovery, но я знал, что большая часть этого места всё ещё закрыта для посещения. Её называли «затерянной горой».

Джерри бросил свою новую сумку «Стамбул» на кровать у двери. Холщовая сумка была гораздо меньше той, с которой он приехал в Багдад, это точно. Следом за ней пошла поясная сумка.