— Послушайте, святой отец, давайте не будем торопиться, — я всю дорогу думал, как остановить Иону, и кое-какая мысль мне в голову пришла.

— Что значит, не будем торопиться, Фёдор Андреевич?

— Вера каждого для него священна, вы должны это понимать. Эльфы так же свято чтят своих богов, как и мы — нашего. Мы верим в одно, они верят в другое. Если мы сейчас уничтожим этот камень, то ополчим против нас всех живущих вокруг крестьян. Вы уверены, что ваша изба не сгорит после этого? Что удержит этих дикарей от мести?

— Господь воспрепятствует им, если мы будем чтить волю Его.

— Господь не давал вам никаких гарантий. А у меня есть идея получше. Эльфы сами уберут капище. По доброй воле.

— Сами? Но зачем им это делать?

— Предоставьте мне договариваться с моими подданными. Спасибо за ваше усердие. Без вас я бы не нашёл бы это место. Но остальное сделаю я, и через пару дней камня здесь не будет.

— И всё равно не понимаю…

— Святой отец, вам и не нужно это понимать. Я знаю повадки этих дикарей. Я разберусь.

— Хм… Быть может, вы правы, Фёдор Андреевич. Я здесь человек новый, а вы уже живёт тут месяц или… сколько?

— Почти два.

— Почти два, да… Пусть Господь поможет вам вразумить безбожников.

Я отвёз Иону домой, а сам отправился к Кетаэлу. Теперь предстояло уговорить его пойти на некоторые уступки, и я надеялся, он будет благоразумен, иначе действительно придётся этот булыжник выбросить в реку. Эх, мог ли я подумать в прошлой жизни, что о каких-то крестьянах буду так печься? А вот сейчас приходится. Всё иначе стало. И я с ними ближе познакомился, да и обстоятельства другие. Не всегда всё плеть решает.

Дома Кетаэла не оказалось, он находился в поле. Стоял на дороге рядом со своей старинной паровой коляской, какие не выпускали уже лет пятьдесят, и общался с двумя односельчанами. Когда я подъехал, оба крестьянина ушли в поле, где работало ещё несколько эльфов.

— Здравствуй, Кетаэл. Знаешь святилище Шэла возле реки? — спросил я, выходя из машины.

— Доброго дня, — кивнул староста и слегка поклонился, коснувшись своего колпака. — Знаю.

— Так вот, его нашёл наш священник. Требует убрать.

— Что значит, убрать? — нахмурился Кетаэл.

— То и значит. Просил меня разбить камень и выбросить в реку.

Из уст старосты вырвалось непонятное мне ругательство.

— Но я уговорил его не делать этого. Вы сами уберёте, — сказал я.

— Что? Убрать святилище? Этого нельзя. Мы не делать этого.

— Понимаю. Но не хочешь же ты, чтобы сюда приехал церковный следственный отдел и доставил нам всем проблемы? Поэтому давай сделаем по-моему. Перетащите камень в другое место и продолжайте поклоняться там, кому хотите. Или мне, в самом деле, придётся избавиться от вашего святилища. Выбирай.

— В другой место? — Кетаэл пытался понять мой замысел. — А если найдут?

— А вы сделайте так, чтобы не нашли. Придумай что-нибудь.

— Вы попирать нашу веру. Ваш бог — злой бог, — проговорил неприязненно Кетаэл.

— Будем говорить честно, ваши не намного добрее, но это сейчас и не важно. Я мог бы расколоть ваш камень и выбросить его, но не делаю этого. Ради вас же стараюсь. И ты не подведи меня, хорошо? Даю два дня, чтобы вы убрали своё святилище.

Кетаэл вздохнул:

— Скажу нашему… священнику.

— Вашему священнику?

— Нирим.

— А, ты про жреца. Да, скажи ему, чтобы через два дня святилища там не было. А ещё скажи, чтобы не мешал мне. Ели будет лезть, будет плохо. Всем.

Нирим был местным то ли шаманом, то ли жрецом — седой старик лет восьмидесяти, который, как считали селяне и жители окрестных деревень, обладал особой связь с богам. Я видел его пару раз, но знакомства с ним не водил. Мне казалось, что Нирим имеет сильное влияние на умы эльфов, и я боялся, что он начнёт создавать проблемы.

— Ты знаешь, что у нас провода перерезали? — спросил я.

— Знаю. Электричество перестал идти. Где порезали? — поинтересовался Кетаэл.

— Я отправил своих людей выяснить. Скажи, ты уверен, что это не кто-то из крестьян пакостит? Повстанцев ведь здесь нет.

— Я не видеть. Если найду, сам буду бить.

— Нет, самому не надо. Скажи мне.

— Будет, — кивнул Кетаэл.

— И свадьбу готовь. На следующей неделе сыграем.

— Будет.

Я сел в машину, развернулся и помчался домой, глядя на зелень полей, раскинувшихся насколько хватает глаз. Вдали паслись коровы и рогатые лошади, а слева чернели избы и возвышающаяся над ними колокольня сгоревшей часовни.