— Святая Земля всё равно ввяжется, — вздохнула я. — Ведь Святой Альянс…

— Развалится, — махнула рукой Вильма. — Этого я могу добиться — и добьюсь. Из этой войны мы выйдем чистыми, как первый снег, оплотом света на пути ада. Я больше никогда не буду играть по чужим правилам, дорогая. Меня застали врасплох, потому что я получила тяжёлое наследство, но это не повторится.

Я смотрела на неё, слушала металлические нотки в её голосе, впитывала её решимость, как сухой песок впитывает воду, — и у меня потихоньку отлегало от сердца.

— Ты считаешь, я веду нечестную игру? — спросила Вильма весело.

— Ага, — брякнула я. Улыбнулась ей.

— Ах, где же нынче благие короли! — хихикнула Вильма. — Бедный Рандольф? Или Майгл Святоземельский, который понятия не имеет о войне с адом? Нет уж, политика — игра без правил! Меня ударили, когда я пыталась подняться на ноги, — удивляться ли, что я выбрала момент для удара в спину? А ты, как я почувствовала ещё там, в балагане, моё истинное оружие, моё главное оружие, моё непобедимое оружие… и не красней!

— Я просто никак не могу всё это до конца понять, — призналась я.

— Скоро наступит мир с Перелесьем, — сказала Виллемина. — Это ты понимаешь, милая моя Карла? Мы получим как минимум хорошую передышку — и сможем собраться с силами. Остался последний рывок: тебе надо встретить послов. С тобой будет прекраснейший мессир Валор, который всё знает, так что встреча не составит труда… А как чувствует себя мессир барон Чистоводский? Насколько я могу судить, ему лучше?

— Ты запросто можешь обрадовать Мельду, — сказала я. — Ланс пришёл в себя. Выглядит он ужасно, но это пройдёт, ему нужно только отлежаться и отъесться. Зато он похож на себя и говорит здраво… Честно говоря, я думала, что он того… сошёл с ума от пыток. Нет, пронесло — видимо, это было действие проклятия, а не безумие.

— Превосходно, — сказала Виллемина. — Лучше и ждать было нельзя. Вы с мессиром Валором представите мессира барона послу и его свите. Даже если наш бедный друг мессир Ланс будет чуть-чуть не в себе — не страшно. Насколько я поняла мессира Валора, барон — единственный выживший пленный такого серьёзного ранга?

— Я не знаю, — созналась я. — Если Валор тебе так сказал, значит, так и есть: наверняка он общался с пленными.

— Превосходно, — повторила Виллемина. — Вот вы и покажете мессирам перелесцам, как адские прихвостни страшными пытками пытались вырвать у юного прибережского аристократа согласие предать свою семью, страну и корону. И вообще… не стесняйся, дорогая, покажи им всё. В подробностях. Если у их газетёров будут светописцы — позволь им сделать светокарточки всего, что они захотят запечатлеть. Полагаю, они пробудут на вашем объекте до подхода наших передовых частей. Там будут медики, алхимики и некроманты, привезут ещё еды, медикаменты, одежду — в общем, помогут несчастным пленным прийти в себя, чтобы вместе с нашей армией вернуться домой. Но тебя я жду в столице вместе с послами. Жду тебя, мессира Валора, мессира Ланса и нашего драгоценного Клая. Вас будут сопровождать кавалеристы, на всякий случай и для пущей убедительности. И я попросила бы проводить прекраснейших мессиров послов теми самыми непростыми дорогами, которыми шёл эскадрон… по крайней мере — по возможности. Я бы хотела, чтобы они увидели собственными глазами как можно больше.

— Ну вот, — сказала я. — Знаешь, мне проще договориться с демоном, чем с этими всеми… газетёрами, послами и прочей… это самое… почтеннейшей публикой.

— Бедная Карла, — ласково и лукаво сказала Вильма. — У меня нет сердца, я безжалостна, я снова отправляю тебя в бой с чудовищами. Но ведь это именно потому, что у тебя есть опыт и ты умеешь побеждать чудовищ.

— Прекраснейшая государыня мне просто льстит, и всё, — сказала я. — Беспардонно. Льстит. Потому что этих чудовищ я не умею.

Виллемина молитвенно сложила руки:

— Ах, дорогая, это последний бой нашей войны, мы с тобой должны его выиграть. Нам надо победить окончательно — и закрепить эту победу. Милая моя сестрёнка, тебе не придётся туго шнуроваться, блюсти этикет и даже быть с ними особенно любезной. Я скажу больше: если ты на них наорёшь — это не помешает делу, уверяю тебя. Может быть, даже пойдёт на пользу. И не позже чем через три-четыре дня ты уже будешь в столице — и забудешь этих дипломатических монстров навсегда, как кошмарный сон.

Я невольно улыбнулась:

— Ну что же мне остаётся! Хорошо, я буду себя вести, как старик-гид на развалинах языческого капища в Голубых Гаванях. Если мессиры соблаговолят поглядеть налево — они увидят обломок той самой стены, на которой была легендарная фреска с Морской Девой. Если мессиры присмотрятся — вот, пятка Девы даже уцелела под грузом лет…

Вильма звонко рассмеялась, так что даже вскочила и гавкнула дремавшая рядом с зеркалом Тяпка.

— Идеальный тон, дорогая! Вот так и говори с ними. А я наберусь терпения — и буду ждать тебя, как рассвета после долгой ночи. Мы молодцы.

Теперь ты поспишь, хотела сказать я, но тут за зеркалом послышались лёгкие шаги, и я услышала тихий голос Друзеллы:

— Государыня, прошу меня простить, но вы распорядились срочно сообщить вам, когда прибудет мессир Броук…

Вильма порывисто вздохнула. Она уже была совсем живая в неживом теле.

— Прости меня, сестрёнка. Мне надо бежать. Это очередное настолько важное дело, что оно не терпит даже пяти минут.

— Ты когда-нибудь спишь? — вырвалось у меня.

— Мы с тобой когда-нибудь выспимся, цветик, — улыбнулась Вильма. — Когда будем старенькие, будем носить кружевные чепчики… и научимся вязать носки и варежки. Удачи тебе, леди-рыцарь!