Хмурая наставница шагнула ближе к ним.

— Во время боя тем, кто вздумает бежать, пощады нет. И часто именно колдуньи с ними разбираются. Тут, может, и не поле боя, но суть та же. Из всех них никто не должен выжить. Приступайте.

Тишина была такая, что, казалось, было слышно, как на рыцарских доспехах оседает морось. Ни единая колдунья не пошевелилась. Дезертиры пялились на них безмолвно, исподлобья, и как будто знали, что от взглядов этих чародейкам будет только хуже.

Йер мучительно жевала губы изнутри.

— Сожгите всех их, — подсказал брат Ротгер.

— Он огонь!..

— Священен? — рыцарь фыркнул. — В том и смысл. Они хоть и ублюдки, но ублюдки благородные. Не воронью же их бросать, как шваль без рода и без имени.

— Но здесь есть жрец! — упрямо возразила неуемно смелая Йоланда. — Жечь позволено лишь тех, кого без этого нельзя похоронить!

— Я больше бы переживал, что вам позволено лишь выполнять приказы, а не спорить с ними.

— Ротгер прав. Вы здесь не чтобы препираться, — вставила наставница.

— Ну что ссыкухи, нравится? — вдруг подал голос дезертир, особо наглый и подавшийся вперед. — Вас столько лет воспитывали на историях о благородном Ордене, а по итогу вот: одни бегут, вторые дрессируют вас, как их наказывать. Так наслаждайтесь, три пизды вам в рыло! Привыкайте! Вы такого много тут уви!..

Один из рыцарей без лишних разговоров сунул ему в морду доброй латной рукавицей.

— Я вам помогу, — смешливо продолжал брат Ротгер. — Каждая должна убить хоть одного. Кто этого не сделает — ослушался приказа и наказан будет соответственно. Грешить не так уж страшно, когда зад спасаешь, а?

Наставница зло зыркнула, но промолчала.

Йер мучительно сглотнула.

— Считаю до пяти, — и резко Ротгер дунул в свою дудку.

Первой дернулась Геррада. Заполошно вывалилась из толпы подруг и, бормоча что-то невнятное срывающимся голосом, несмело подняла ладонь. Она тряслась, а по лицу катились слезы.

Ротгер дунул еще раз.

Зажмурившись, Геррада взвизгнула и резким жестом разожгла нелепо слабый огонек. Стреноженный и неспособный бегать дезертир не вспыхнул целиком, а вынужден был ощущать, как пламя медленно расходится от мигом оголенного плеча, с какого оползла сгорающая ткань.

Он выл, орал, метался, а на коже набухали волдыри. Другие дезертиры тоже взялись биться, и ожесточение сменилось ужасом. Они орали и шарахались, стараясь уберечься от огня, один пытался поползти к ногам наставницы и умолял о чем-то — слов не разобрать.

Брат Ротгер дунул в третий раз.

Йоланда кинулась к нему, потом к наставнице.

— Остановитесь! — крикнула она. — Они ведь были рыцарями! Братьями! Так же нельзя!

Расхохотавшись, Ротгер хлестко треснул ее дудкой по лицу и дунул снова.

И тогда Йерсена, не способная и дальше выносить весь этот дикий шум, сцепила зубы и одним движением заставила уже горящего мужчину мигом вспыхнуть, прогорая до костей. Он наконец-то стих.

Но выли и орали остальные. Она повернулась к ним и чуть замешкалась, не зная, можно ли ей жечь их всех, сбившихся в кучу.

А брат Ротгер снова подносил к лицу проклятый дудник.

И тогда из-за спины Йерсены выломилось еще несколько колдуний, торопящихся успеть исполнить приказание. Они скулили и орали чуть не громче, чем горящие еретики.

— Да что вы натворили?! — взвизгнула Йоланда.

— Выполнили то, что им и приказали, — улыбнулся Ротгер. О чуть щурился на пламя. — Тебе стоило бы поучиться.

Она зло стрельнула взглядом и одним движением руки заставила затухнуть пламя.

— Это — грех! И перед Орденом, и перед Духами. И то, что вы такой приказ отдали, делает вас в той же мере виноватыми!

Йер пялилась на почерневшее, обугленное мясо. Пялилась и понимала: дезертиры живы. Уже не похожи на людей, а все же живы, и в пустых глазницах с лопнувшими от огня глазами, в спекшихся губах и обгоревших мышцах оставалось лишь одно: агония, какую они не способны прекратить.

Вязкая слюна во рту казалась сладковатой. Как бы Йер ни силилась сглотнуть, не выходило. Она знала, что их стоило спалить дотла хотя бы уж из милосердия, но замерла и не могла решиться.

Ее отвлекла пощечина — уставший слушать вопли Ротгер еще раз огрел Йоланду — в этот раз сильнее, до того, что та осела в грязь. Он поднял голову и черные глаза впились в Йерсену. Она не способна была оторваться, но разобрала как он растягивает губы в еденькой улыбке.

— Добивай, раз хочешь.

И она бездумно подчинилась.