— Здесь хватит просто отвернуться или не услышать зова. Еще проще подтолкнуть в бою — никто и не заметит. — Йергерт провожал дождь удивительно стеклянным взглядом. — А я не рассчитываю ни на щепетильность, ни на честь.

Ей не нравились его слова, тревожащие, неприятные, корежащие изнутри. Она хотела спорить, но и в то же время не могла не признавать, что Содрехт изменился, и она уже не знает его, как облупленного.

— И зачем ты это мне сказал? Я ведь могу и рассказать ему.

— Он знает, — усмехнулся Йергерт. — И ему все нравится. Ты думаешь, чего он лезет каждый раз из кожи, чтоб меня задеть? Надеется, что я однажды не сдержусь, дам повод.

— У него есть повод.

— Слишком старый.

Йер еще раз привалилась лбом к опорному шесту. Дождь лил, бурлила лужа. Отупляющая тягомотная усталость вяло билась с любопытством: все прошедшие года ей было интересно получить один ответ.

— Зачем ты сделал это с Орьей? Ты ведь знал и что они помолвлены, и что все это плохо кончится.

— Саму Орьяну это не остановило — почему должно было остановить меня? — спросил он со смешком.

— Она пыталась задеть Содрехта.

— И у нее отлично получилось — он не забывает до сих пор. Едва ли, впрочем, она рада.

Йер нахохлилась: ей не хотелось представлять, на что теперь была похожа жизнь подруги. Сама вряд ли бы сумела после всего выйти замуж — слишком стыдно было бы.

— Ты не ответил на вопрос.

Он повернул в ней голову и посмотрел — недолго, но задумчиво, оценивающе. Опять уставился на дождь.

— Да в сущности того же.

— Ну тогда ты справился!

— Наоборот, — неспешно затянулся Йергерт.

— И что это значит?

Он не отвечал, и Йер не стала унижаться и выпрашивать ответ.

Они молчали, наблюдали, как летят струи воды — дождь поглощали сумерки, и оставалась только дробь по пологу и по земле, но то и дело вспыхивали молнии, подсвечивали тугой ливень. Непогода не спешила затихать.

В нос снова бил табак. Он успокаивал и выметал все чувства, кроме затяжной тоски по дням, когда им был пропитан почти каждый вздох.

Йер заже не заметила, как запалила светлячок и принялась задумчиво разглядывать то дождь, то трубку, исходящую дымком. Она была как будто из тех самых дней, когда все было проще, а сама Йер — будто даже радостнее и счастливее.

— Попробуешь? — вдруг предложил ей Йергерт.

Она растерялась. Слишком увлеклась воспоминаниями да и просто не ждала. Насторожилась.

Он расхохотался с ее реакции.

— Не сомневайся, я специально обслюнявливал мундштук тебе назло. Ну что?

Она с досадой закусила щеку, но желание соприкоснуться с теми днями пересилило.

— Давай.

— Только вдыхай не слишком глубоко, иначе поперхнешься

Йер демонстративно окатила его взглядом, взяла трубку, затянулась.

Много лет прошло с тех пор, как точно так же предлагал попробовать брат Кармунд, почти так же предостерегал. И вот во рту разлился тот знакомый вкус: легкая горечь, терпкая кислинка — вкус тех дней, когда был полон ремтер, и в косых лучах шумели братья, а война была чем-то далеким где-то там, на горизонте.

Йер на миг подумала, что лучше бы ей там и оставаться. Но опомнилась, отогнала мысль, возвратила трубку. Толком не благодарила, лишь кивнула — хватит с Йергерта.

Он продолжал курить, Йер смаковала послевкусие. Между раскатов грома пробивался разговор двух судомоек, тихо перешептывающихся в уголке.

— … она тогда на петуха уселась — белого! — чтоб придушить, и два яйца с него взяла… — часть фразы слизал гром. — … и, стало быть, оставила на добрую декаду… изварила, перетерла, подала ему.

— И что, вернулся он к ней?

— Как же! Продристался…

Йер хихикнула под нос и снова вспомнила Орьяну. Йергерт только усмехнулся, но усмешка быстро уползла с лица, и Йер почудилось, что ее заменила застарелая тоска. Он долго сидел неподвижно, почти не моргал и наконец решился:

— Расскажи мне про Лиесс, — тихонько попросил он. — Что там нового?

Йер мигом вспомнила про Гертвига.

И поняла к тому, что Йергерт тоже вспоминал свой дом, и тоже, как она, тонул в тоске, скучал — и это одновременно и радовало, и бесило. Йе хотелось разделить свою тоску — но ведь не с ним же. Йергерт будто покусился на особо личный, сокровенный уголок души и осквернил его тем фактом, что посмел испытывать все то же.

По тому вниманию с каким он ждал ответа, это стало ясно до мурашек и до боли.

— За два года-то? — неловко хохотнула Йер. — Всего и не расскажешь.