Шрифт:
– Это замечательно. Но как насчёт того, чтобы в будущем ты не стоял там с открытой дверью, чтобы я не отморозил себе задницу?
– Да, да, шкипер.
Уоррен бросил на него суровый взгляд, который был единственным, что у него было в эти дни.
– Знаешь что, Биггс? Я не в настроении для этого дерьма. Биману это не понравилось, а мне нравится еще меньше.
Биггс придвинул стул.
– Это, должно быть, то, что они имеют в виду под стрессом, вызванным окружающей средой. Слышал, как тот парень в Крайстчерче говорил об этом во время тренировки. Он посмотрел туда, где Биман дремал на своей койке.
– Как там Большой Кахуна?
– Он спит.
– Без дерьма?
Биггс посмотрел на него и, вопреки себе, ну, ему стало почти жаль старого крутого парня. Он был уже не тот, что прежде, с тех пор как Драйден позволил ему взглянуть на буку под брезентом. На самом деле, нельзя было винить этого парня. Таковы были слухи об этих существах... ты смотришь на них, и ты уже не тот. И именно поэтому Биггс не пошел туда с Уорреном и Биманом на днях, когда у Бимана случился срыв. Нет смысла смотреть на то, что заставит тебя покрываться холодным потом до конца жизни.
Грудь Бимана поднималась и опускалась под одеялом. Его лицо выглядело сморщенным, словно пережитое состарило его. Он уже не тот парень, каким был раньше. Просто оболочка.
И Уоррен был ненамного лучше.
– Какая температура снаружи?
– спросил его Биггс.
– Все еще около минус сорока, холодный ветер понижает до минус пятидесяти.
– Ебанные тропики.
Уоррен некоторое время молчал, затем посмотрел на Биггса.
– Зачем ты сюда приехал? В Антарктиду?
– За деньгами.
– И все?
– А чего еще ради?
До приезда в Антарктиду Биггс видел только несколько документальных фильмов о природе этого места. Они оставили его совершенно неподготовленным к жизни на льду. Документальные фильмы были просто дерьмом о пингвинах, тюленях и тому подобном, о беспокойстве по поводу таяния ледников, о необходимости защиты нетронутой окружающей среды от загрязнения. О том, что там внизу ученые, которые не только изучали природу, но и были с ней связаны.
Лично Биггс находил природу жуткой.
И он находил людей, которые хотели с ней сблизиться, странными.
– Когда я был в Мак-Мердо, - сказал Биггс, - я выпивал с этими людьми в клубе Эребус. Одной из них была эта женщина, какая-то гребаная лесбиянка. Она была художницей, и ее пригласило на лето NSF. Она все говорила и говорила о красоте природы и о том, как можно найти себя здесь, общаться с Матерью-Землей и осознать свою человечность, свою духовность, живя среди колоний пингвинов. Вычурно-пердящая эко-фантастическая чушь. И я сказал ей об этом. Она сказала, что я не понимаю. Но я сказал ей, что понимаю слишком хорошо. Что я ненавижу быть мухой в ее пироге, но Антарктида - это не поэма, не картина и не церковь. Она темная, холодная и горькая и пожирает человеческие жизни горстями. Это была дикая природа, а дикая природа была просто уродливой и жестокой. В ней не было ничего прекрасного. Ты не общался с ней, ты боролся с ней. Ты подавлял ее, или она забирала твою жизнь.
– Что она на это сказала?
– Она сказала, что это изменит меня. Я не выйду отсюда прежним, и она была права. Потому что я не выйду отсюда прежним, и ты тоже. Мы либо, блядь, сойдем с ума, либо нас вывезут в мешках для трупов.
Биггс знал, что еще неделю назад, Уоррен сказал бы ему, что он циничен, пессимистичен и вообще мудак... но сейчас он этого не сказал. Потому что знал, что был прав. Это место было кладбищем, и ты мог притворяться, что все иначе, но это все равно было гребаным кладбищем.
Уоррен потер усталые глаза.
– Я не знаю, что, черт возьми, делать.
– С чем?
– С тем, что здесь происходит.
– Ты ничего не можешь сделать, кроме как переждать, - сказал ему Биггс.
– Это как герпес: тебе просто нужно с этим жить. Затем он увидел, в каком отчаянии был Уоррен, и ему почти стало его жаль. Но всего на мгновение. Затем он рассердился на наивность этого человека.
– Я же говорил тебе не спускаться туда. Я говорил тебе не смотреть на этого монстра. Так что, если у тебя в голове полный бардак, не вини меня.
Уоррен продолжал тереть глаза.
– Нам нужно что-то сделать, Биггс. Мы не слышали ничего от Драйдена и остальных уже около двенадцати часов.
– Шестнадцать, - сказал Биггс, взглянув на часы.
– Не думаю, что ты хочешь спуститься туда и проверить их?
– Нет. Но я внесу это в свой список дел сразу после поедания улиток, прогулок по огню и смены пола.
– Кто-то должен пойти.
– Почему не ты?
Уоррен сжал губы, кровь отхлынула от его лица.
– Я не могу... я просто не могу вернуться туда.