Шрифт:
– Вот как? – я подбородок вскинула, выпрямилась. Думает, я как девочка за ним бегать буду? Уговаривать? – Ну и разбирайся. Только потом не приходи за помощью. И убирать здесь тоже сам будешь. Посмотрю как ты успеешь к приходу печников утром.
Я развернулась и направилась к выходу, но меня остановил голос Якуба:
– Нина-Нина, куда такая гордая?
Я обернулась, он уже поднялся со стула, направляясь ко мне.
– Что ты так обиделась? Мы ведь тут все свои. Нечего дуться.
– Оставь меня в покое, – резко ответила я, чувствуя, как внутри все сжимается от его приближения. Этот тоже был пьян… И глядел на меня… нехорошо.
– Да ладно тебе, мы ведь просто отдыхаем, – он схватил меня за запястье, и я дернулась, пытаясь вырваться.
– Отпусти! – прошипела я, но он только сильнее сжал пальцы, потянул к себе, обдавая гадким зловонным дыханием. Что за дрянь они пили? Или чесноком свежим закусывали за неимением… мозгов.
Я попыталась кочергой его шарахнуть, но для пьяного уж больно хороша у того оказалась реакция. Вторая моя рука тоже у него в плену оказалась.
– Налейте–ка мне еще, – раздался голос Вилена.
Якуб замер, оскалился в злой усмешке. И вдруг отпустил, откинул от себя мои руки. Я тотчас попятилась с дико бьющимся сердцем.
– Ладно, ладно, – усмехнулся Якуб, поднимая руки. – Не кипятись, цветочек.
Я бросила на Вилена последний взгляд – он даже не встал со своего места. Не посмотрел в мою сторону. Ничего не сделал, чтоб дружка своего урезонить. И это, пожалуй, даже сильнее задело…
Я вылетела из кухни, чувствуя, как слезы уже глаза щипать начинают. Только вот…
Только вот до спальни своей с крепким засовом добраться не успела.
В коридоре меня снова догнал Якуб.
– Цветочек, подожди-ка.
– Чего тебе еще? – я скрежетнула зубами. До комнаты оставалось всего-то пара шагов. А до Якуба все пять.
Успею?
– Ты мне нравишься, – он сделал шаг ко мне, я от него. – Такая гордая, такая непокроная… Сдалась тебе эта таверна? Могла б давно мне постель греть, я б тебе шелка…
Предчувствие беды уже с головой затопило. Вот ведь гадство!
Сжала кочергу покрепче и выставила перед собой.
– Уйди, – я сделала еще шаг назад, но он не отступил. – Не надобно мне ни постелей твоих, ни шелков.
– Ну же, Нина, – его голос стал мягким, уговаривающим. – Мы ведь можем поладить. Не хочешь шелков, будет золото…
Я сжала кулаки, чувствуя, как внутри поднимается паника. Что делать? Звать на помощь? Но кто придет? Рванула назад, к двери. Засов – мое спасение.
Но не успела захлопнуть дверь, как он сунул ногу, не давая закрыть. Еще и рукой схватился.
– Убери ногу, Якуб, – рыкнула я.
Но он только усмехнулся и с силой толкнул створку двери.
Глава 10.1
Дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену так, что казалось стенки сейчас посыпятся. Я и сама отлетела назад, едва удержав равновесие. Не ожидала никак, что все может вот так обернуться. Хорошо, кочергу из рук не выпустила.
Якуб уже переступил порог, глядя на меня с этой своей мерзкой хищной улыбочкой. На задницу бы ему ее натянуть, честное слово. Словно кот, сметаной ужравшийся и мышь в угол загнавший.
Я мысленно выругалась, пытаясь придумать, чем еще можно его шарахнуть. Да так, чтоб наверняка. Потом можно наверх, к Дульсинее шмыгнуть… Хотя если под такой галдеж до сих пор дрыхнет, не факт, что откроет…
На тумбе кувшин стоит, стеклянный, тяжелый. Хорошо по голове шваркнет. А больше, пожалуй, ничего и нет.
Якуб усмехнулся, приближаясь неторопливо. Уверенный, зараза. Его широкие плечи перекрывали выход, и в тусклом свете лампы тени на его лице выглядели… стоит признаться – пугающе.
– Ты слишком нервная, Нина, – протянул он, делая еще шаг вперед. – Расслабься.
Я вскинула кочергу, выставив ее перед собой, как оружие. Расслабишься здесь, куда ж.
– Вот выйдешь ты отсюда, тогда и расслаблюсь. Уходи по добру – по здорову, Якуб, – и нарочито ж ему прям кочергой на дверь указала. – Не бери грех на душу.
Якуб остановился, наклонил голову и усмехнулся, явно развлекаясь. Моя чугунная защитница, похоже, совсем ему аргументом не виделась.
– Ну что ты, девочка? Разве ж любовь к тебе – грех? – хищный оскал на его лице совсем дурным сделался. Он еще и облизнулся паскуднейше, явно на эмоции меня провоцируя. Глазищами вон сверкает.