Его глаза были напротив… и я в полной мере осозновала сейчас, что значит тонуть в чьем-то взгляде.

– Потому что ты того стоишь, – ответил он, и в его голосе слышалась такая искренность, что у меня перехватило дыхание.

Следующий поцелуй был глубже. Его пальцы зарылись в мои волосы, он прижал меня ближе к себе. Мое сердце билось так громко, что, казалось, его слышно по всему дому. От его близости кружилась голова. Я чувствовала его тепло, его дыхание на своих губах, его сильные руки, которые держали меня так бережно, словно я была сделана из тонкого стекла. Но при этом так надежно и крепко, что я почти задыхалась.

Когда его ладонь медленно скользнула с моей талии выше, я накрыла ее своей, останавливая. Еще до того, как поняла, что делаю. По телу пробежала дрожь – не от страха, а от предвкушения, которое пугало меня своей силой. Эмоции и ощущения топили с такой силой, что каждый вдох словно выжигал легкие.

– Вилен, я... – зашептала я, чувствуя, как краснеют щеки. Зашептала и остановилась на полуслове. Что я?

Но мои пальцы продолжали сжимать его. Я не знала, как далеко могу позволить себе зайти. Это было так, словно я стою на краю пропасти – прыгнуть хочется, но страх… да, страх сильнее.

Пусть бы я и сама уже не понимала, чего боюсь.

Вилен замер, его глаза потемнели.

– Нина...

– Прости, – повторила я, но он заставил меня замолчать новым, нежным поцелуем в уголок губ.

– Не за что извиняться, – сказал он мягко, утыкаясь лбом в мой. – У нас впереди вся жизнь.

Он обнял меня крепче, и я положила голову ему на грудь, слушая размеренное биение его сердца. Его пальцы мягко перебирали мои волосы, и это простое прикосновение успокаивало лучше любых слов.

***

Утро началось еще раньше обычного. Едва рассвело, на кухне уже кипела работа. Нужно было приготовить пироги для площадной торговли. Я месила тесто для мясных пирожков, Вилен помогал Дульсинее с начинками, а девочки чистили овощи.

– Сколько штук на площадь понесем? – спросила Анфиса, раскатывая тесто.

– Штук пятьдесят разных, – прикинула я. – Если все разлетятся, завтра больше испечем.

К восьми утра первая партия пирожков была готова. Летиция и Марфа с помощницами отправились на площадь.

– Нина, – позва Вилен, вытирая руки о полотенце. – Нам пора, если хотим успеть до открытия. Кровер рано встает, лучше застать его в приюте.

– Давай мне, – Анфиса забрала у меня скалку. Я уже рассказала е, что именно мы хотим сделать. Теперь, когда документы были готовы, мы, конечно, не трепались о планах направо и налево, но с близкими поделились.

Я сняла фартук, поправила волосы. Сердце колотилось так,точно перед первым экзаменом в институте.

– Все будет хорошо, – Вилен явно заметил мою тревогу, взял меня за руку. – Мы же все правильно делаем.

Я кивнула. Сперва своему отражению в зеркале, у которого стояла, после – Вилену. Мы вышли из таверны и поспешили по уже знакомому пути.

Впрочем, по дороге к приюту я нервничала все сильнее. А что если Кровер откажется? Что если найдет какие-то лазейки в документах? Что если...

– Перестань накручивать себя, – мягко сказал Вилен. Опять он мысли мои читает? – Видишь, как ребята к тебе тянутся? Ты им нужна. И им нужен настоящий дом.

Я сжала его руку крепче. Он был прав. Мы делали доброе дело, и у нас все получится.

Приют показался впереди, и мое сердце забилось еще быстрее. Сегодня решалась судьба наших детей… и наша собственная.

Приют встретил привычной тишиной. Видимо, младшие дети еще спали, а старшие уже разбежались по подработкам. Лишь кое-где слышались шаги воспитателей, готовящих завтрак. Привратник узнал нас и молча кивнул в сторону лестницы.

– Второй этаж, последняя дверь, – буркнул он. Будто мы сами не знали.

Я-то уж эту дорогу хорошо запомнила еще в тот раз.

Мы поднялись по скрипучим ступеням. Коридор был пропитан запахами несвежести и чего-то кислого. На стенах висели потрепанные плакаты с правилами поведения, написанными мелким, едва различимым шрифтом.

Дверь кабинета Кровера украшала все та же табличка «Старший воспитатель». Хотя я бы иначе его обозвала, но это, наверное, слишком нецензурно.

Вилен постучал.

– Войдите! – раздался знакомый неприятный голос.

Мы вошли. Кровер сидел за своим столом, водянистые глаза смотрели на нас без особого удивления.