— Гитару-то я в театре оставил, — вздохнул Высоцкий. — Так торопился, что только на половине пути вспомнил… А! Чу! Слышите?

Он поднял палец. Мы невольно замолчали. Со стороны открытого окна донеслось бренчание расстроенной гитары и заунывное пение. Вечер притащил под окна домов ребят, которые успели нагуляться за день и теперь решили, что настало время для ночных баллад…

— Я сейчас попрошу! — подскочил Макарка. — Похоже, там знакомые поют.

— Да? Ну давай. А мы пока смочим горло, чтобы лучше пелось. За молодых! — поднял стопку Высоцкий. — Чтобы им прожить в счастии да согласии много-много-много лет!

Макар помчался на улицу, а мы выпили ещё по одной маленькой. Больше разговаривали да поздравляли «молодых», чем употребляли. Что там говорить, если спустя час застолья ополовинилась только одна бутылка «Столичной»?

Я помню, что в наше время такую бутылку водки называли «морячком» за за пробку-бескозырку из твердой фольги со свисающим вниз «язычком» для удобства откупоривания, которая формой напоминала одноименный головной убор моряков. Дёрг и открыто. Никаких усилий по откручиванию.

Высоцкий засмеялся, но тут же замер, прислушиваясь. Из окна теперь доносились не только гитара и пение, но и оживлённые голоса — видимо, Макарка искал общий язык с ночными бардами. После взрыва смеха бренчание на гитаре возобновилось.

— Похоже, наш дипломат не смог убедить знакомых, — вздохнул я.

— Ну что же, дипломатия — дело тонкое. Оно торопливости не любит, — проговорил Высоцкий.

В этом время в квартиру зашёл Макарка, зажимающий ухо. Все взгляды уставились на него.

— Что там, сын? — сурово спросил Михаил. — Тебя побили?

— Не побили, — вздохнул Макарка. — Я попросил для Владимира Семёновича, сказал, что у нас свадьба, а они… Гвоздь назвал меня брехлом и ухо выкрутил… Не поверили, в общем.

— А ты? — Михаил сдвинул брови.

— Их больше, — ещё раз вздохнул Макар. — Я с Гвоздём потом поговорю, когда один на один буду. За ухо он ещё ответит.

— Слова не мальчика, но мужа! — похлопал его по плечу Высоцкий.

— Это правильно, — кивнул я. — Тактическое отступление — вовсе не побег. Хотя… какая свадьба обходится без драки?

— Так что, пацанам наваляем? — поднял бровь Михаил. — Несолидно как-то.

— Нет, не наваляем, а… подшутим, — улыбнулся я. — Есть такая штука, называется «жираф». Вот с ней мы и подойдём к ребятам.

Я в быстро описал старую разводку. Такой прикол у нас проходил среди друзей пару раз. Тут вряд ли его знают, поэтому можно попытаться отомстить за Макарку. Причём это сделает он сам!

— Ну что же, дерзайте, а мы из окон посмотрим! — проговорил смеющийся Владимир Семёнович. — Если будут бить, то кричите громче.

— Обязательно покричим! — подмигнул я в ответ.

Я вышел в ночной московский дворик. Тут ещё не было всё заставлено машинами. Ещё не слишком холодно, но уже чувствовалась августовская прохлада. Клён шелестел пока ещё зелёными листьями, бросая на асфальт причудливые тени.

Воздух был прозрачен и чуть влажен, словно в нём растворились первые предвестники осени. Где-то за углом, в открытом окне, тихо играло радио — мелькали обрывки мелодии, голос диктора. Потом снова музыка, уже знакомая, но неуловимая, как сон.

Я остановился под фонарём, и свет его, жёлтый и неяркий, падал на асфальт неровным кругом, будто островком в этом тёмном море ночи. Из-под ног вырвался лист — ещё зелёный, но с жёлтой каймой по краям, как будто жизнь уже начала потихоньку отпускать его. Симпатичный. Ветер погнал его прочь. Он шуршал по асфальту, цепляясь за шероховатости, и казалось, что он шепчет что-то на своём, непонятном мне языке.

Где-то вдалеке проехала машина, её свет скользнул по стенам домов и погас. И снова стало тихо — только листья, только этот лёгкий ветерок, который несёт с собой запах скошенной травы и чего-то ещё, неуловимого, но знакомого с детства.

Гитаристы расположились неподалёку. Возле детской площадки. Пять пацанов и три девчонки. Они настороженно уставились на нас с Макаркой, когда мы подошли ближе.

— Чего, заступника привёл? — сказал один, долговязый.

Похоже, это он гордо носил кличку Гвоздь.

— Нет, не заступника. Переговорщика, — улыбнулся я и вытащил из кармана круглую баночку с надписью «Монпасье». Из другого кармана вынул кулёк, приоткрыл его и показал содержимое.

Пока я всё это показывал, Макарка встал на обговорённую заранее позицию. Вскоре его месть должна начаться.