Брежнев протянул руку и провёл ладонью по полной груди, показавшейся из-за отворота фартука. Девушка призывно ему улыбнулась, а потом спросила:

— Желаете чего-то ещё?

Леонид Ильич посмотрел на Андропова, кивнул ему на девушку, мол, угощаю. Юрий Владимирович усмехнулся в ответ и покачал головой. Сейчас лучше побыть возле хозяина. Эту круглопопую можно и после баньки позвать уединиться…

— Иди, Светочка, иди. Если что, мы позовём, — проговорил Леонид Ильич.

«Официантка» пошла к двери, покачивая бёдрами. Андропов проследил за её походкой и решил наверняка, что точно сегодня «пожелает чего-то ещё».

Пока же он свернул пробку, разлил ледяную настойку по рюмкам. Аромат кумарина пощекотал ноздри запахом свежескошенного сена.

— За Родину! — хрипловато провозгласил Брежнев, поднимая рюмку так, что лучи уходящего солнца заиграли всеми цветами в гранях хрусталя.

Как будто небольшую радугу поймал в пальцы. Андропов чокнулся с ним, прищурился:

— За светлое будущее… которое мы обязательно построим.

Они выпили залпом. «Зубровка» обожгла горло, но почти сразу смягчилась медовой теплотой. Леонид Ильич крякнул, вытер губы ладонью и потянулся к закуске — хрустящим огурчикам с укропом.

— Ты знаешь, Юра, — задумчиво проговорил он, — иногда мне кажется, что мы… как эти огурцы.

Андропов на мгновение замер, но тут же подхватил игру:

— В смысле — крепкие, солёные и по уши в рассоле?

Брежнев рассмеялся, чуть не поперхнувшись:

— Нет! Что мы… в рассоле истории плаваем! Но нас ещё не съели!

Юрий Владимирович кивнул:

— Главное — чтобы рассол не перекис.

Терраса снова наполнилась смехом. Где-то внизу, за стенами дачи, шумел лес, и ветер доносил запах нагретой хвои. В этом моменте было что-то настолько простое и вечное: два старых волка, сидящих над рюмками, знали, что завтра снова придётся бороться, интриговать, принимать решения, от которых зависят миллионы. Но сейчас… только этот хрустальный звон, аромат «Зубровки» и молодые девушки, чьи бёдра качаются в такт шагам.

— Ладно, — Брежнев вдруг оживился, постучав костяшками по столу. — Хватит философии. Давай лучше про дела. Как там у тебя с этим… ну, с диссидентами?

Андропов усмехнулся, потягивая новую рюмку:

— Как с огурцами, Леонид Ильич. Одни засолены, другие посолены.

— А-а-а… — протянул Брежнев, понимающе подмигнув. — Ну, тогда… за хороший посол!

Рюмки снова звякнули, а где-то за дверью послышался лёгкий смех Светочки. Ветер донёс запах готовящегося шашлыка. Всё было хорошо.

Пока — всё было хорошо.

— Но ты, Юра, молодцом, — заметил Брежнев. — Не дал им спуску. Щёлоков теперь, поди, как обожжённый ходит.

— Работа есть работа, Леонид Ильич, — скромно отозвался Андропов, но в глазах мелькнуло что-то твёрдое, стальное. — Если дать слабину — разбегутся, как тараканы, да ещё и гадить начнут повсюду, хуже мух.

Брежнев засмеялся, и смех его потонул в вечерней тишине. Где-то вдали крикнула птица, будто отвечая ему.

— Ладно, хватит о делах, — махнул рукой Генсек. — Давай лучше ещё по одной. За нашу дружбу!

Андропов наклонил бутылку, и жидкость, сверкая в закатном свете, наполнила рюмки. Они чокнулись.

— За дружбу.

Выпили.

Брежнев потянулся за салом, аккуратно положил ломтик на хлеб, сверху — кружок огурца.

— А ведь немцы-то, Юра, — проговорил он с набитым ртом, — они, конечно, молодцы. Признали, подписали… Но вот что интересно — через десять лет опять начнут своё гудеть.

Андропов задумался.

— Может, и начнут. Но мы-то их уже не выпустим. Они у нас вот где будут!

Брежнев хитро прищурился.

— Точно. Не выпустим. Догоним и перегоним!

В это время на террасу вновь вышла Светочка. Она мило улыбнулась и проговорила:

— Дорогой Леонид Ильич, многоуважаемый Юрий Владимирович, банька готова. Прошу вас попариться!

— Ох, от баньки не откажусь. Пошли, Юра? Покажу тебе, как надо дубовыми вениками махать, — поднялся со своего места Брежнев и чуть покачнулся. — Во как, засиделся. Ноги как ватные стали…

— Да? А у меня наоборот — ничего ватного не осталось, — игриво подмигнул Юрий Владимирович Светлане.

Та сделала вид, что смутилась. После поманила рукой.

Леонид Ильич и Юрий Владимирович прошли следом за Светланой.

Баня была разогрета от души. В предбаннике пахло дубом, полынью и рябиной. На стенах висели связки сухих трав. В центре стоял стол с большими кружками кваса. Три банки коричневой жидкости стояли тут же, укрытые марлей и прихваченные завязками.

— Ну что, Юра, — Брежнев потянулся к ближайшей кружке и сделал глубокий глоток. — Квасок-то у нас не простой… ядрёный!