— Я больше не пою и не танцую. Мой любимый цвет зеленый, и я не играю в баскетбол с тех пор, как он пырнул меня ножом за то, что я ударила мячом в стену дома. Я давно перестала приносить домой животных, потому что поняла: я не хочу, чтобы они сидели в клетке вместе со мной... когда осознала, что в дикой природе им безопаснее, чем со мной. И я не собираюсь поступать в колледж и становиться ветеринаром, потому что провалила все предметы за последние три года. — Я говорила и не сводила глаз с Даррена. — И даже если каким-то чудом я сумею вытянуть оценки и сдать экзамены, я не настолько наивна, чтобы думать, будто могу себе позволить поступить в колледж. И я больше не хочу путешествовать, теперь моя главная цель — выжить. — Даррен поморщился, но я заставила себя закончить: — Той девочки, которую ты помнишь, Даррен, давно нет. Я больше не она. Кем бы я ни была в прошлом, он это давно уже из меня выбил.

— Мне жаль, Шаннон... — только и произнес он.

— Да, — вздохнула я. — Мне тоже жаль, Даррен.

— Нам нужно поговорить о том, что будет дальше, — сказал он после долгой паузы. Его тон был неуверенным, взгляд осторожным. — Это важно.

Тяжело сглотнув, я кивнула:

— Ладно.

— Ты мне доверяешь?

— Нет.

Даррен скривился:

— Я это заслужил.

— Я не о том, что ты заслужил, — хрипло возразила я. — Просто я так чувствую.

— Справедливо, — пробормотал он, потирая подбородок. — Но социальные службы дышат маме в затылок. Ты знаешь, что это означает.

Конечно я знала.

Я не была полностью уверена, что меня это все еще интересует, но я совершенно точно знала, что из этого следует для нас.

— Я собрался вернуться домой и заботиться о вас, ребята, пока мама снова не встанет на ноги и мы не разберемся со всем этим. Социальные работники, которые занимаются нашим делом, поддерживают такую договоренность и уверены, что ты можешь вернуться к нам домой, — продолжил Даррен. — Я говорил с Алексом, и он все понимает, а начальник разрешит мне работать из дома. Мне нужно будет появляться в офисе раз в неделю, и мы можем все это устроить, как только вы вернетесь в школу после пасхальных каникул. Но без мамы ничего не получится. Без одного достойного родителя. Мы должны и ее тоже поддержать, Шаннон. Независимо от того, что говорит Джоуи, мы должны показать, что мы едины.

— Когда ты говоришь «поддержать», что ты имеешь в виду? — Я не знала, зачем задала этот вопрос, когда ответ был столь очевиден.

— В основном, когда они тебя спросят о твоих отношениях с мамой, ты должна им напомнить, что она хорошая мать и старалась ради вас, поддерживая дом, как могла, и сама материально обеспечивая вас пятерых. Скажи им, что она перевела тебя в Томмен, когда узнала, что в БМШ ты столкнулась с буллингом, и как она тебя любит.

— То есть ты хочешь, чтобы я врала? — прошептала я.

— Это не ложь, Шаннон. Она тоже жертва. — Даррен устало вздохнул. — И прямо сейчас она — это все, что стоит между тобой и системой социальной опеки. — Глаза Даррена потемнели; он отвел взгляд. — И что бы ни говорил Джоуи, верь мне, когда я говорю, что вам бы такого не захотелось.

Меня обожгло болью при мысли о том, через что ему пришлось пройти.

— Эй, ты в порядке?

Он моргнул, явно удивленный моим вопросом.

— Я?

Я кивнула.

— Я в порядке. — Он судорожно вздохнул. — Я просто тревожусь.

— Я тоже, — выдавила я.

— Я не хочу, чтобы вас отдали под опеку, — добавил Даррен. — Если оставить в стороне мое личное, это не слишком хорошо для любого из вас. У тебя все сложилось в Томмене. Если тебя заберут, то переведут в другую школу, придется все начинать сначала.

Мое сердце сжалось от страха.

— Я хочу остаться в Томмене, — с трудом произнесла я.

— Я знаю, — согласился Даррен. — И я хочу добиться, чтобы так и было. Платить буду я. Я сделаю все, что нужно, но вы должны меня поддержать в этом.

— Джоуи не станет. — У меня дрожали руки, когда я это говорила. — Он не желает жить под одной крышей с ней, Даррен. Ты не знаешь, каково ему было.

— Джоуи к делу не относится, — пробормотал Даррен, потирая виски. — Ему уже исполнилось восемнадцать.

— Это не значит, что он теперь в стороне, — разозлилась я, уставившись на старшего брата. — Он очень даже имеет отношение к нашей жизни, Даррен.

Он тяжело вздохнул:

— Я понимаю, понимаю. Я не имел в виду...

— Ты знал, что Шон звал Джоуи «папа», когда ему было два года? — резко перебила его я. Я смотрела на него во все глаза, сдерживая слезы; руки сами собой сжались в кулаки и тряслись. — Шон и вправду считал брата папой. Я думаю, перепутать было легко, видишь ли, учитывая, что это Джоуи сидел с ним ночами, кормил и менял пеленки, когда мама уходила на ночную смену или погружалась в депрессию. Так что давай, скажи Шону, что Джоуи к делу не относится. А еще лучше, скажи Олли и Тайгу, что все те разы, когда Джоуи спал под дверью их комнаты, боясь, что к ним заявится отец, к делу не относятся. Скажи им, что все побои, которые Джоуи получал вместо них, к делу не относятся. Скажи мне, как к делу не относится брат, который нас кормил, когда мы умирали от голода, защищал нас, потому что больше было некому, давал нам деньги в школу... — Я подавилась словами, пришлось несколько раз вдохнуть, прежде чем я смогла продолжить. — Скажи мне, что он к делу не относится, Даррен, — наконец прошептала я, чувствуя, как от внезапного напряжения легкие обжигает огнем. — Давай скажи это!

— Ты же знаешь, что я ничего такого не имел в виду, — вздохнул он. — Конечно, он относится к делу. Было глупо с моей стороны сказать, что нет.

— Да, — согласилась я, тяжело дыша. — Верно.

— Я просто пытался объяснить, что Джоуи уже больше восемнадцати. По закону он взрослый, социальные службы им не интересуются. Они сосредоточены на младших детях — тебе, Тайге, Олли и Шоне. А он вне поля зрения соцслужбы.

— Ты еще не виделся с Шоном? — сама того не заметив, спросила я тоном куда более резким, чем могла вообразить. — Олли подрос, и Тайг тоже. Сколько им было, когда ты их видел в последний раз? Три и шесть, так ведь?