Я понимала, что мне следует остановиться и взять себя в руки, но я не могла. Я была в ярости из-за того, что Даррен так небрежен в словах. Больно было слышать, как он сказал, что Джоуи «к делу не относится», потому что я знала, что именно чувствовал Джоуи, когда недавно выскочил из палаты.

— Мне было десять, Джоуи двенадцать... мы были ненамного старше, чем Тайг сейчас. Как ты думаешь, мы должны были измениться, Даррен?

— И очень сильно измениться, — прошептал он.

— Да, так и есть, — согласилась я дрожащим голосом. — А наша мать, которая была так добра к тебе, мама, которую помнишь ты, — не та, которую знали мы.

— Она все равно ваша мать.

— Послушай, ты продолжаешь называть ее так, но я помню только одну из них.

— Шаннон...

— А его зовут Джоуи, — с трудом продолжила я. — Его, не имеющего отношения. Он был нашей матерью, Даррен, когда настоящая мать перестала ею быть. — По щекам потекли слезы, вынуждая меня выкладывать все как есть, а Даррена — слушать. — Когда ты уехал, в ней что-то умерло. Она стала другой. Все потемнело. Ты думаешь, что знаешь, но это не так. Ты не можешь знать, потому что ты не видел...

— Я видел достаточно, Шаннон, — осторожно ответил он. — Поверь мне.

— Что бы ты ни видел, это было тогда, когда она жила в настоящем. — Я говорила вовсе не для того, чтобы ранить его. Мне просто нужно было, чтобы до него дошло. — Но она очень давно уже не живет в настоящем.

— Послушай, я не собираюсь тебя заставлять, — сказал наконец Даррен. — Что бы ты ни хотела сделать, это твой выбор.

Но...

— Но дело не только в тебе, — уточнил он. — Тайг, Олли и Шон, их будущее тоже на кону.

А значит, выбора у тебя нет...

— Мама старается, Шан, — постарался убедить меня Даррен. — Она хочет сделать все, чтобы это сработало.

Ты в ловушке...

— Ей просто нужна небольшая подсказка, — прошептал Даррен. — Так что если ты просто доверишься мне и последуешь моим советам, обещаю, я обеспечу всем вам лучшую жизнь. Тебе не нужно волноваться о том, что он вернется, потому что я этого не допущу. А как только полиция получит твое заявление и дело дойдет до суда, тебе вообще не придется беспокоиться...

— Ч-что? Я не пойду в суд! — пискнула я, спеша разобраться сначала с этим. — Я не стану выступать против него, Даррен! — Я резко качнула головой; все мое тело сильно содрогнулось. — Невозможно!

— Шаннон, он больше ничего тебе не сделает! — настаивал Даррен. — Клянусь, это будет...

— Ты только что мне говорил, что его не арестовали за все это! — выпалила я. — А это значит, что он где-то рядом! — Я подавила крик, рвущийся наружу, и вцепилась в кровать. — Это очень плохо, Даррен! Ты не понимаешь, а я понимаю. Я вижу. Все пройдет, она снова его примет, а тогда он заставит меня заплатить за то, что я навлекла на него не... неприятности. — Всхлипывая, я кое-как смахнула со щек слезы. — Джоуи прав: для таких, как мы, нет правосудия. Его поругают, и то если нам крупно повезет. Нет, я ничего не скажу против него.

— Он заплатит за все, Шаннон!

— Тебе легко говорить, — огрызнулась я, дрожа. — Когда это тебе ничего не стоит.

— Что? — Даррен нахмурился. — Шаннон, это бессмыслица.

— Конечно, тебе не понять, — фыркнула я. — Он тебя любил больше всех.

Даррен отшатнулся, словно не мог поверить словам.

— Ты ошибаешься как никогда, — тихо возразил он. — Ты самым чудовищным образом ошибаешься, Шаннон.

— Тебе доставались слова, — прошипела я. — Грубые слова, ужасные слова, такие, которые тебе не следовало слышать, и мне очень жаль, но тебе не доставалось того, что получали мы... — Мне пришлось немного помолчать, чтобы перевести дыхание, и только тогда я смогла договорить: — И каким бы ужасным тебе все это ни казалось, пока ты жил дома, сколько бы пощечин ты ни получал, клянусь, все стало в миллион раз хуже, когда ты уехал. Клянусь, нам с Джоуи досталось намного больше.

— Но ни один из вас не получил того же, что я, — огрызнулся Даррен, теряя власть над собой. — Вы на полгода попали в чудесную маленькую семью. Вы ели мороженое, вас обнимали. Вам не досталось того, что мне, Шаннон, и радуйся, на хрен, этому!

Я отшатнулась от этих слов.

Даррен уронил голову на руки.

— Прости...

— Да, — шепнула я. — И ты меня...

6

Я НЕ ЛЖЕЦ

ДЖОННИ

Вчера меня соблазняли ложным чувством безопасности те самые люди, что привели меня в этот мир с обещанием действовать. Однако в ту минуту, когда меня уложили на мою кровать и вызвали сиделку, стало совершенно ясно, что меня одурачили. И это стало еще яснее, когда мне заявили, что хороший сон в собственной постели развеет безумные мысли.

Гады.

Сон ничего не изменил в моей голове. Когда я проснулся этим утром, я думал о Шаннон, и ярость так горела в животе, что я был уверен: без язвы не обойдется.

Телу не было покоя, и разум горел в аду всю дорогу домой из Дублина. Когда мы наконец миновали границу и въехали в Корк, клянусь, я был как никогда рад вернуться в «мятежное графство»5 — слишком иронично, учитывая тот факт, что я провел последние семь лет, измышляя разные варианты побега отсюда.

Но теперь все было по-другому.