точности сходится с тем, какое дают свидетели нарядам,

что были на людях, глумившихся над Оливером Прауд-

фьютом. А один ремесленник, некто Уингфилд, мастер по

выделке перьев, видевший озорников, когда они захватили

нашего согражданина, приметил, что на них были пояса и

венцы из раскрашенных перьев, которые он сделал своими

руками по заказу конюшего принца. С того часа, как Оли-

вер убежал от этих озорников, мы теряем его из виду, но

имеются свидетельства, что ряженые направились затем к

дому сэра Джона Рэморни, где перед ними не сразу от-

крыли ворота. Передают, что ты, Генри Смит, видел на-

шего несчастного согражданина Оливера Праудфьюта

после того, как он побывал в руках у тех ряженых. Правда

ли это?

– Он пришел в мой дом в Уинде, – сказал Генри – за

полчаса до полуночи, и я впустил его довольно неохотно,

потому что он праздновал проводы карнавала, тогда как я

сидел дома, а не зря говорит пословица, что между сытым и

постником плохой разговор.

– В каком он был состоянии, когда ты все-таки впустил

его в дом? – спросил мэр.

– Он запыхался, – ответил Смит, – и несколько раз по-

вторил, что ему грозит опасность со стороны каких-то гу-

ляк. Я, однако, мало обратил внимания на его слова, по-

тому что он хоть и хороший человек, но всегда был робок, с

цыплячьей душой, и я подумал, что в его словах больше

выдумки, чем правды. Но я никогда не прощу себе, что не

пошел его проводить, когда он меня о том попросил! Я,

покуда жив, буду всегда заказывать по нем панихиды во

искупление моей вины.

– Описывал он тех, от кого потерпел обиду? – спросил

мэр.

– То были, сказал он, переодетые бражники в масках, –

ответил Генри.

– А говорил он, что боится снова столкнуться с ними на

обратном пути? – продолжал сэр Патрик.

– Он намекнул, что будто бы его подстерегают, но я

решил, что ему это все померещилось, потому что вышел я

посмотреть и никого в переулке не увидел.

– Итак, он не получил от тебя помощи? Никакой по-

мощи? – спросил мэр.

– Только одно, ваша честь, – ответил Смит. – Он сменил

свой наряд танцора на мой камзол буйволовой кожи, мой

шлем и щит, которые, как слышал я, оказались при нем,

когда его нашли убитым, а у меня дома лежит его колпак с

колокольцами, куцый кафтанчик и прочие принадлежно-

сти. Он сегодня должен был бы возвратить мне мое воо-

ружение и забрать свою маскарадную одежду, когда бы то

угодно было небу…

– Больше ты его с тех пор не видел?

– Не видел, милорд.

– Еще одно слово, – сказал мэр. – Есть у тебя основания

думать, что Оливер Праудфьют сражен ударом, предна-

значавшимся другому человеку?

– Есть, – ответил Смит. – Но неверное это дело и

опасное – высказывать догадки, да еще сомнительные.

– Все-таки выскажи по долгу и совести гражданина: как

ты думаешь, кому был предназначен удар?

– Если долг велит, я скажу, – ответил Генри. – Полагаю,

Оливера Праудфьюта постигла участь, предназначавшаяся

мне самому, тем более что Оливер по неразумию своему

говорил, что постарается, когда пойдет, перенять в добав-

ление к одежде и мою походку.

– Что тебя наводит на такую мысль? У тебя с

кем-нибудь ссора? – спросил сэр Патрик Чартерис.

– К стыду своему и греху, скажу: у меня вдоволь ссор и

в Горной Стране и в Низине, с англичанами и с шотланд-

цами в Перте и в Ангюсе. А бедный Оливер, мне думается,

не завел бы ссоры и с цыпленком, только что вылупив-

шимся из яйца. Увы! Из нас двоих он был лучше подго-

товлен предстать нежданно пред судом всевышнего!

– Послушай, Смит, – сказал мэр, – ответь мне ясно: есть

ли причина к вражде между тобою и кем-либо из людей

сэра Джона Рэморни?

– Несомненно так, ваша честь. Идет молва, что отсе-

ченная рука, которую в ночь на святого Валентина нашли