надлежности, которыми, если не считать Олбени, из всех

присутствующих умел пользоваться один лишь церков-

ник 39. Затем король объяснил цель заседания, сказав с

большим достоинством:

– Нам предстоит, милорды, заняться теми злосчаст-

ными несогласиями в Верхней Шотландии, которые, как

мы узнали из последних донесений наших посланцев,

грозят разором и опустошением стране, лежащей в не-

скольких милях от места, где стоит сейчас наш двор. Но,

как будто мало этого несчастья, наша злая судьба и под-

стрекательство дурных людей вызвали вдобавок смуту

совсем близко от нас, подняв раздор и распрю между гра-

жданами Перта и слугами, которых привели с собою вы,

милорды, и другие наши бароны и рыцари. Поэтому в

первою очередь, господа, я попрошу вас обсудить, почему

наш двор тревожат такие непристойные ссоры и какими

средствами следует их унять. Брат Олбени, может быть, вы

первый выскажете нам ваши соображения по этому во-

просу?

– Сэр, наш царствующий суверен и брат! – начал гер-

цог. – Я находился при вашем величестве, когда завязалась

драка, и мне неизвестно, как она возникла.

– Я же могу доложить, – сказал принц, – что не слышал

более грозного военного клича, нежели баллада странст-

39 Надо признать, что мистер Кристел Крофтэнгри, высказывая это положение, упус-

кает из виду ту характеристику, которую дает Ротсею настоятель Лохливенского мона-

стыря*: «Хорош собою, и притом, он со словесностью знаком».

вующей певицы, и не видел более опасных метательных

снарядов, чем орехи.

– А я, – добавил граф Марч, – разглядел только одно:

бравые молодцы из пертских горожан гнались за какими-то

озорниками, самовольно нацепившими на плечи знак кро-

вавого сердца. Они удирали так быстро, что, конечно же, не

могли принадлежать к людям графа Дугласа.

Дуглас понял насмешку, но в ответ только бросил ис-

пепеляющий взгляд, каким имел обыкновение выражать

смертельную обиду. В речи своей он сохранил, однако,

надменное спокойствие.

– Моему государю, – сказал он, – конечно, известно, что

отвечать на это тяжкое обвинение должен не кто иной, как

Дуглас: когда же так бывало, чтобы в Шотландии проис-

ходила драка или кровопролитие и злые языки не очернили

кого-либо из Дугласов или слуг Дугласа, назвав их за-

чинщиками? В данном случае имеются надежные свиде-

тели. Я говорю не о милорде Олбени, который сам сейчас

заявил, что он, как ему подобает, находился при вашей

милости. И я ничего не скажу о милорде Ротсее, который

сообразно своему положению, возрасту и разумению

щелкал орешки с бродячей музыкантшей… Он улыбается.

Что ж, как ему будет угодно… Я не забываю о тех узах, о

которых сам он, видимо, забыл. Но мы слышали еще ми-

лорда Марча, который видел, как мои люди бежали перед

пертским мужичьем! Могу объяснить графу, что воины

Кровавого Сердца идут в наступление или отступают, ко-

гда им так приказывает их военачальник и когда этого

требует благополучие Шотландии.

– На это я отвечу!.. – воскликнул столь же гордый

Марч, и кровь бросилась ему в лицо.

Но король его перебил:

– Тише, лорды! Уймите ваш гнев и вспомните, в чьем

присутствии вы находитесь!. А вы, милорд Дуглас, разъ-

ясните нам, если можете, из-за чего возник беспорядок и

почему ваши воины, чьи добрые заслуги мы всегда готовы

признать, так рьяно ввязались в уличную драку.

– Повинуюсь, милорд, – сказал Дуглас, чуть опустив

голову, которую редко склонял. – Я с немногими из моей

обычной свиты следовал от картезианского монастыря, где

я стою, по Хай-стрит, когда увидел толпу горожан самого

низкого разбора, собравшуюся вокруг креста, к которому

было прибито объявление, а в приложение к нему – вот это.

Он извлек из нагрудного кармана лист пергамента и

отрубленную человеческую руку. Король был возмущен и