Его Величество скоро нашел в глазах у образа весьма малые и почти совсем неприметные дырочки, которые наведенная в том месте тень делала еще неприметнее. Он, оборотивши доску, отодрал оклад и, выломивши переклад или связь, какая обыкновенно бывает у образов на другой стороне, к удовольствию своему увидел справедливость своей догадки и открыл обман и источник слез, а именно: в доске против глаз у образа сделаны были ямки, в которых положено было несколько густого деревянного масла и которые закрывались задним перекладом. „Вот источник чудесных слез!“ – сказал Государь. Каждый из присутствующих должен был подойти видеть своими глазами сей хитрый обман.

Потом мудрый Монарх толковал окружавшим его, как отовсюду закрытое сгустившееся масло в холодном месте могло столь долго держаться и как оно в помянутые дырочки в глазах у образа вытекало наподобие слез, растаявши от теплоты, когда то место, против которого оно лежало, нагревалось от свеч, зажигаемых перед образом. Казалось, что Государь доволен был сим открытием и доказательством обмана. Он не дал никому приметить своего намерения исследовать далее сие дело и наказать выдумщиков, но сказал только присутствовавшим при том: „Теперь все вы видели причину мнимых слез. Я не сомневаюсь, что вы везде будете рассказывать о том, в чем собственными своими глазами уверились; это послужит к доказательству пустоты и к опровержению глупого, а может быть, и злобного толкования этого ложного чуда. Образ же останется у Меня; Я поставлю его в своей Кунст-Камере“.

Но в самом деле Государь, разгневанный таким обманом и злобным толкованием подделанных слез, употреблял втайне всевозможное старание сыскать выдумщиков. Чрез несколько времени после многих тайных разысканий они были найдены и по признании во всех обстоятельствах сего дела и своих намерениях наказаны так, что впредь никто уже не осмеливался предпринимать таких обманов».[12]

Отрицал ли Петр I чудеса от икон?

Рассказ, что и говорить, любопытнейший. Но обращает на себя внимание одна деталь. Прибыв в Петербург и явившись в Троицкую церковь, Петр I, заподозрив неладное, приказал нести икону к себе во дворец. Почему он не разоблачил «чудо» прямо в церкви, на глазах у народа? Ведь это имело бы несравненно больший эффект. А ответ прост: если бы Петр был убежден в том, что все плачущие иконы – подделки, он бы так и поступил, недаром государь славился крутым нравом. Однако император не был тем, кем его пытаются представить атеисты. Он ни в коей мере не отрицал чудес от икон. Засомневаться в данном случае его, искренне верующего человека, заставило именно «злобное толкование», будто труды по преобразованию России в сильное европейское государство неугодны Богу. (В прошлой главе мы уже говорили о том, что слезоточение часто воспринималось именно как милость городу.)

На тех же страницах в «Деяниях» приводится рассказ об ольхе, которая росла неподалеку от той же Троицкой церкви. Некий мужик стал предсказывать, что скоро в городе будет столь сильное наводнение, что вода поднимется выше этого дерева. Слухи привели к настоящей панике, и люди стали переселяться в города. Узнав об этом, Петр «весьма прогневался» и приказал срубить ольху, а мужика посадить в крепость. В назначенный день горе-предсказатель был доставлен к тому месту, где раньше стояла ольха, и получил пятьдесят ударов кнутом. При этом было «прочтено пред народом увещание остерегаться от таких обманов и от глупого и вредного суеверия».

Не надо думать, что Петр отвергал пророчества вообще. Однако лжепророчества он отвергал и лжепророков сурово карал. Но нужно еще знать, чем был для Петра Троицкий храм на Петербургской стороне. С 1714 года эта церковь была главным храмом столицы. На ее колокольне по приказу Петра были установлены часы с курантами, снятые с Сухаревой башни в Москве. С запада к храму было пристроено специальное крыльцо, на котором во время службы стояли особы царской фамилии и придворные. С этого же крыльца объявлялись царские повеления. Царь очень гордился этим деревянным зданием.[13]

При такой любви императора к этому собору нетрудно представить, как его огорчило «злобное толкование» и как он должен был быть доволен разоблачением обмана. Однако, на месте атеистов, я не спешил бы зачислять Петра в вольнодумцы. В тех же «Деяниях» читаем:

«…Он с самых юных лет исполнен был страха Божия и, по свидетельству летописи о зачатии и рождении его, толико прилежал к Слову Божию, что все Евангелие и Апостол наизусть прочитывал: великое имя Божие никогда не произносил инако, как с величайшим благоговением; и первое его веселие был Дом Господень, в коем не слушатель токмо был Божественной службы, но умножал внимание и благоговение предстоящих Монаршим своим голосом, стоя на ряду с певцами и читая всегда сам Апостол; и сколь ни великими и беспрерывными военными и гражданскими занят был делами, но никогда однако же не упустил случая, что не присутствовать при всенародном отправлении Божией службы, или крестного ходу, и не мог терпеть, чтоб народ по Воскресным дням работами нарушал святости дня сего, и в самой даже величайшей нужде едва позволял, но и то разве по окончании службы Божией, отправлять по Воскресным дням работы и другие публичные дела, и весьма часто говаривал: „Кто забывает Бога и не исполняет Его заповедей, тот и со многим трудом приобретает мало, и не будет иметь благословения“».[14]

Петр I отрицал ложные чудеса, но ни в коей мере не осуждал чудеса вообще. Как известно, ежегодно 27 ноября (10 декабря) Русская Церковь отмечает Знамение Пресвятой Богородицы, бывшее в Новгороде Великом в 1170 году. Праздник этот был установлен Новгородским архиепископом Иоанном в память о том, как икона Божией Матери «Знамение» источила слезы во время штурма города дружиной Андрея Боголюбского.

Почти сразу же празднование переняли другие русские княжества. «Вся Россия празднует день Знамения Божией Матери, один из древнейших русских праздников», – писала в прошлом веке С. Снессорева.[15]

Мог ли Петр I, придававший такое большое значение церковным праздникам, делать исключение для дня Знамения Пресвятой Богородицы? Не думаю… Здесь можно еще вспомнить, что, переезжая из Москвы в Петербург, царь в числе других чтимых святынь привез в новую столицу и московский образ «Знамение», и именно этой иконой он благословил на царство свою дочь Елизавету.

Да, Петр I подчас сурово карал своих врагов. Патриарху Адриану, пришедшему к нему с иконой просить о помиловании стрельцов, он сказал: «Знай, что я не меньше твоего чту Бога и Его Пречистую Матерь, но мой дом и истинное благочестие обязывают меня заботиться о народе и карать злодеяния, ведущие к общей гибели».[16] Но что никогда православный государь не делал, так это не издавал повелений вроде «…приказываю, чтобы отныне богородицы не плакали», как написано в книге «Правда о петербургских „святынях“». Кстати говоря, этот указ царя, несмотря на уверенную ссылку Н. И. Юдина, в «Деяниях» отсутствует.