Докторъ молчалъ и серьезно думалъ.

— Вы удете въ Петербургъ, за границу, куда хотите, а у меня будетъ сынъ, — поняли?

— Можно будетъ отвчать, князь? — спросилъ докторъ.

— Не въ Россіи и не при мн. Будьте покойны!..

Такъ и явился на свтъ Гавріилъ Васильевичъ, князь Король-Кречетовъ.

На седьмомъ году съ Гаврюшей разыгралась слдующая исторія. Онъ былъ некрасивый мальчикъ, съ чисто-мужицкимъ лицомъ, совершенно не похожимъ на красивое, правильное лицо отца. Умственныя способности Гаврюши были тоже не блестящи. Онъ не былъ глупъ, но не обладалъ быстрымъ соображеніемъ и ему съ большимъ трудомъ давалось ученіе, а вслдствіе частыхъ вспышекъ гнва отца (посл смерти матери, жены князя, которая умерла, когда Гаврюш было три года), недовольнаго мужицкимъ лицомъ и тупостью Гаврюши, — онъ былъ застнчивъ, робокъ и пугливъ.

— Гаврюша, ступай, дай щелчокъ по носу Кирилычу! — говорилъ князь сыну, указывая на стоявшаго у дверей шута, худаго, прилично одтаго, съ горбатымъ носомъ, съ громаднымъ ртомъ, морщинистаго старика.

Гаврюша, всегда покорно исполнявшій приказаніе отца, подошелъ къ шуту.

— А за что вы мн щелчка въ носъ дадите, маленькій князекъ? Я сегодня не дуракъ, у меня голова болитъ, — ну, князь и серчаетъ… Такъ пускай же онъ своею княжескою рукой дастъ мн прямо по морд, а вамъ, князекъ, грхъ больнаго человка бить. Я сегодня больной человкъ, а не дуракъ, — болзненно искрививъ лицо, говорилъ шутъ.

Гаврюша стоялъ разинувъ ротъ и робко-растерянно посматривалъ то на отца, то на шута.

— Дай ему по носу, шутъ!.. Щелчка въ носъ мальчишк-мужичонку, шутъ!.. Ну! — кричалъ на всю комнату князь.

— Они меня, а я ихъ — этакъ смшнй будетъ, князь?… Изволь, мирюсь на этомъ, — говорилъ шутъ, становясь на колни противъ мальчика.

— Ха-ха-ха! — громко и зло хохоталъ князь. — Два шута, ха-ха-ха!.. Ну, ну, оба вмст!.. Ну!

Шутъ, разинувъ рогъ, безсмысленно выпучивъ глаза и подражая мальчику, начиналъ цлиться и давать щелчки ему по носу, а мальчикъ шуту.

— Вонъ съ глазъ моихъ! — крикнулъ князь. — Вонъ изъ моего дома, шуты и скоморохи!.. Чтобъ не было на моихъ глазахъ шутовъ и скомороховъ!

И большой шутъ схватилъ въ охапку маленькаго шута и опрометью выбжалъ съ нимъ изъ комнаты.

— Дмитрича! — крикнулъ князь. — Дуракъ, ты, Дмитричъ, — говорилъ успокоившійся князь, когда явился Дмитричъ. — На скомороха обмнялъ мн мертваго сына. Мн не нужно дурака!.. Чтобъ сейчасъ отослать его въ деревню свиней пасть!.. Отошли его, какъ мужичонку простаго, куда-нибудь подальше и чтобы тамъ и пикнуть никто не смлъ, что онъ мой сынъ!.. Какого чорта онъ мой сынъ!.. Шутъ онъ. Какъ мужичонку отошли!

— Отошлю, князь, — равнодушно отвчалъ Дмитричъ.

— У меня будетъ собственный мой сынъ… Если милая Мари разршится сыномъ, я женюсь на ней и у меня будетъ собственный сынъ… А этого скомороха долой съ глазъ и въ свинопасы!.. Непремнно долой съ глазъ и за тысячу верстъ, — слышишь?

— Сейчасъ, князь? — спросилъ Дмитричъ.

— Сію минуту! Сейчасъ въ свинопасы за тысячу верстъ!

M-lle Marie, гувернантка Гаврюши, разршилась сыномъ и старикъ-князь, довольный и счастливый, женился на ней, а Гаврюша, въ бдной крестьянской семь, за триста верстъ отъ прежняго житья, насъ свиней. Онъ прожилъ въ такомъ положеніи три года и тутъ окончательно испортилась его физіономія отъ ковырянія въ носу и отъ засовыванія рукъ въ ротъ, — и ротъ, и носъ его сдлались широкими, неправильными. Какъ пріемышъ въ бдной семь, онъ привыкъ улыбаться, во весь ротъ, раскрывая его очень некрасиво и обнаруживая неправильные зубы; но за то окрпъ физически. Пища его была плоха, но свжій воздухъ, лтняя жара и зимній холодъ укрпили его, отъ природы широкую и высокую, фигуру, а пастушеская жизнь сообщила ему навсегда мягкость, мечтательность, любовь къ-картинамъ природы, любовь къ овечкамъ и свинкамъ, а черезъ нихъ и ко всему бдному, жалкому, безсловесному, какимъ былъ онъ и самъ тогда.

M-lle Marie черезъ три года посл превращеніи въ княгиню Марію Давыдовну опять забеременла. Какъ она ни старалась скрыть свое вторичное интересное положеніе, такъ какъ ея супругъ уже второй годъ былъ слабъ и хилъ, князь, однако, замтилъ и, посл быстрыхъ, тщательныхъ и настойчивыхъ усилій, открылъ страшную для него истину. Два дня онъ былъ дикъ, почти не принималъ пищи и не ложился спать, но на третій день успокоился, позвалъ Сидорыча, помощника Дмитрича, и отдалъ ему такой приказъ: Дмитрича немедленно отдать въ солдаты, а для него, князя, приготовить все къ скорому отъзду въ Петербургъ и доставить ему немедленно Гаврюшу.

Черезъ годъ Гаврюша былъ отданъ въ пансіонъ при одной изъ петербургскихъ гимназій, а Марія Давыдовна, вслдствіе формальнаго развода, опять превратилась въ m-lle Marie и ухала съ своимъ незаконнорожденнымъ сыномъ во Францію, получивъ отъ князя 10.000 рублей.

Въ гимназіи Гаврюша учился туго, но прилежно: онъ былъ порядочнымъ по успхамъ и отличнымъ по поведенію. Товарищи подсмивались надъ нимъ, но любили его за искреннюю доброту, за желаніе всегда подлиться съ ними всмъ, а длиться ему было чмъ: князь щедро присылалъ деньги сыну, но видться съ нимъ не желалъ и даже мсто жительство отца не было извстно сыну. Посылая деньги, отецъ всегда писалъ одно и то же сыну: „Посылаю теб денегъ и совтую учиться какъ можно лучше. Ты — уродъ и наука — твое единственное, спасеніе. Твой отецъ князь Король-Кречетовъ“. Слово „князь“ всегда было подчеркнуто, а въ постскриптум пояснялось: „Только ученымъ ты не осрамишь нашего славнаго въ прошломъ дворянскаго и княжескаго рода“.

Гаврюша былъ въ седьмомъ класс, когда ему сообщили, что его отецъ умеръ, оставивъ все свое громадное состояніе ему, съ условіемъ, если онъ, Гаврюша, кончитъ курсъ въ Московскомъ университет. Въ послднемъ своемъ письм отецъ сообщалъ ему о его происхожденіи, и умолялъ его подъ страхомъ загробнаго проклятія учиться какъ можно лучше и не осрамить славнаго рода князей Король-Кречетовыхъ.

Въ Москв, въ томъ дом гд жилъ студентъ Кречетовъ, жила и часто смотрла въ окно своей квартиры, въ третьемъ этаж молоденькая женщина, блондинка, съ остренькимъ носикомъ и бойкими глазами. Кречетовъ увидлъ ее, влюбился въ нее и по цлымъ часамъ стоялъ у своего окна, дожидая появленія блондинки у ея окна, но не длая, ни одного шага, чтобъ узнать, кто она — двушка или дама, и можно ли съ ней познакомиться.