Такъ прошло около мсяца.

— Послушайте, молодой человкъ, — обратилась къ нему блондинка, когда онъ возвращался изъ университета домой и когда она совершенно нежданно для него остановила его. — Вы такъ молоды и такъ злы! Зачмъ вы хотите погубить меня, преслдуя вашими взглядами, изъ окна?

Онъ растерялся. „Бдненькая!.. Какой я олухъ! Боже, что я надлалъ!“ — мелькало у него въ голов, и онъ хотлъ бжать, но его ноги не слушаютъ, а языкъ самъ собою заговорилъ:

— Я… честное слово… клянусь, я не зналъ… Какъ я могъ подумать погубить… Я молюсь на васъ, — вы, какъ святая, служите образомъ для моихъ молитвъ… Вы — ангелъ, — растерянно говорилъ онъ и слезы подступили къ его глазамъ.

Она сжалилась надъ нимъ, просила заходить въ ихъ домъ, общала познакомить съ мужемъ. Такъ началось знакомство и Кречетовъ сдлался другомъ дома блондинки и ея мужа, началъ часто бывать у нихъ.

Мужъ блондинки, молодой еще чиновникъ, кончившій университетъ лтъ десять тому назадъ и занимавшій должность секретаря въ сенат, страстно любилъ свою жену, — она была для него единственною утхой посл службы. Какъ усердный чиновникъ, онъ страдалъ геморроемъ, былъ раздражителенъ, вспыльчивъ и грубоватъ, хотя слылъ за безукоризненно-честнаго человка. Онъ ревновалъ свою жену и въ ихъ дом почти никто не бывалъ; но некрасивое лицо Кречетова, его доброта, искренняя некрасивая улыбка, его сильное желаніе услужить чмъ только можно — подкупили къ нему чиновника и не возбуждали въ немъ ревности.

Такъ прошло нсколько мсяцевъ. Кречетовъ по-прежнему любилъ блондинку и не добивался ея любви; но за то въ ней явилась мягкость, жалость къ нему. Онъ длаетъ для нихъ много, очень много своими средствами, никогда не требуя благодарности, даже стсняясь ею, и добрая блондинка сперва ласково шутила надъ его некрасивостью, добротою и наивностью, потомъ стала жалть его, потомъ однажды поправила и погладила его волосы, потомъ шутя заставила поцловать ея руку, потомъ сама поцловала его и… Но вдь онъ такъ добръ, до глупости добръ; притомъ она не любила его, а только горячо поблагодарила, — поблагодарила какъ женщина, въ которую влюбленъ добрый мужчина, къ которому она привыкла, который развлекаетъ ее въ длинные осенніе вечера, когда мужъ поздно, въ одиннадцатомъ часу вечера, возвращается изъ департамента.

Былъ темный, дождливый, осенній вечеръ. Втеръ сильно бушевалъ, заглушалъ уличный шумъ и заунывно доносился въ комнаты. Кречетовъ сидлъ на диван, обнявъ блондинку, а она склонила голову на его плечо. На стол въ полсвта горла лампа, въ комнат было темновато, на улиц завывалъ втеръ. Они молчали. Онъ мллъ отъ любви и блаженства, которое она даетъ ему уже около мсяца, а она думала, что хотя онъ и очень некрасивъ, но онъ опьяняетъ ее своею первою, страстною любовью и ей пріятне ласкать его, чмъ очень красиваго мужа, котораго она, однако, любитъ по-прежнему и будетъ его одного любить. Кречетовъ смшонъ, и она не любила и не любитъ его, онъ только опьяняетъ ее, беретъ, уноситъ и длаетъ съ нею то же, что и мужъ… Да, да, она не любитъ Кречетова, а любятъ только мужа…

Она бросается на шею мужа, появившагося нежданно въ дверяхъ. Она плачетъ, цлуетъ его и какъ горлинка воркуетъ:

— Я только тебя, тебя, мой милый, хорошій, только тебя люблю. Я не люблю его. Онъ — уродъ, онъ хватаетъ меня, цлуетъ, длаетъ пьяной и уноситъ… Я теряю разсудокъ. Дорогой мой, мужъ мой, я тебя только люблю! Я не хочу его любить. Онъ — уродъ, онъ смшной! — И она цлуетъ и мочитъ слезами руки мужа, его лицо, его грудь сквозь рубашку.

— Какой вы подлецъ, милостивый государь!.. Вонъ, или я васъ вышвырну за окошко! — крикнулъ мужъ блондинки.

Кречетовъ былъ какъ во сн, но „подлецъ“, „вонъ“ и „вышвырну“ возвращаютъ его, всегда пугавшагося крику и руготни, къ дйствительности.

— Теб… говорю: вонъ! — слышитъ онъ отчетливо крикъ мужа блондинки и, безъ шляпы, безъ пальто, робко идетъ къ двери, спускается по лстниц, выходитъ на дворъ и останавливается посреди его. Онъ простоялъ нсколько минутъ безъ мыслей, съ совершенно подавленною головою. Дождь мочилъ его, холодъ освжалъ его голову, а вьюга, какъ музыка, успокоивала его умъ.

„Такъ она меня не любитъ! — думаетъ онъ. — Она играла мною, обманывала меня!.. Да за что же все это?… Что я сдлалъ?… Я — уродъ… Я — смшонъ…“ и онъ бросился бжать къ воротамъ.

— Куда это, баринъ, безъ шапки? Чуть съ ногъ не сшибли, — говоритъ дворникъ, хватая Кречетова, который, какъ сумасшедшій, набжалъ на него.

— Пустите, пустите! Я не долженъ жить, мн умереть, утопиться нужно, — въ бреду бормоталъ Кречетовъ.

Дворникъ не пустилъ его, отвелъ на квартиру, и онъ чрезъ часъ лежалъ въ сильной горячк. Его лчилъ лучшій докторъ, но изъ товарищей никто не навщалъ его, не навщала его и блондинка. Ей жалко было его уже и тогда, когда мужъ кричалъ на него, но она боялась мужа и не навщала больнаго. Она не сказала мужу, что у ней съ Кречетовымъ была связь.

— Онъ только цловалъ меня, объяснялся въ любви, — говорила она мужу, смотря прямо въ глаза, а сама думала: „Я вдь не виновата, я не хотла, это нечаянно… Я скажу священнику на духу и Богъ проститъ меня…“

Выздороввъ, Кречетовъ дрался съ мужемъ блондинки на дуэли. Мужъ блондинки стрлялъ первый и шальная пуля его пистолета попала Кречетову въ руку, что не мало удивило мужа блондинки, такъ какъ онъ первый разъ во всю свою жизнь держалъ пистолетъ въ рукахъ. Удачный выстрлъ такъ его удивилъ, что онъ гордо стоялъ и прямо смотрлъ на противника, когда тотъ цлился въ него. И вдругъ онъ удивился еще боле и вскрикнулъ: