Шрифт:
— Благодарю васъ за искренній совтъ, — пожимая руку полицеймейстера, отвтилъ Могутовъ.
— Главное — держите языкъ за зубами! Будете держать тамъ язычекъ, дадутъ вамъ щей съ грибами; а будете показывать зубы, — положите ихъ на полку и пропадете ни за нюхъ табаку…
— Постараюсь сть щи съ грибами, — съ едва замтною улыбкой отвтилъ Могутовъ.
— И отлично сдлаете! И работа будетъ, и человкомъ будете. Намъ знающихъ и ученыхъ людей нужно!.. А работу я вамъ найду… Знаете что? — сегодня собраніе нашихъ земцевъ, будутъ разговаривать, какъ имъ желзную дорогу строить. Толку будетъ мало, но вамъ можно къ нимъ поступить. Вы понимаете по части желзныхъ дорогъ?
— Намъ читали подробный курсъ о постройк желзныхъ дорогъ.
— Ну, и прекрасно. Вотъ я ваши рисунки сегодня же покажу нашимъ земцамъ и порекомендую васъ. Только дайте мн слово, что, кром работы, ничмъ не будете заниматься, — поднявъ указательный палецъ вверхъ, внушительно сказалъ полицеймейстеръ.
— Я держу слово крпко, Филаретъ Пулліевичъ! Мн можно будетъ читать газеты и журналы, писать письма къ знакомымъ и не лгать при случайныхъ разговорахъ? — спросилъ Могутовъ.
Полицеймейстеръ расхохотался. Ему была смшна и вмст пріятна обстоятельность, съ которою говорилъ Могутовъ объ условіяхъ насчетъ такихъ пустыхъ вещей.
— Экій вы смшной человкъ! Длать можно все и говорить можно обо всемъ, но какъ длаютъ люди разсудительные и какъ говорятъ люди умные. Главное, не суйте на показъ правду, — ей-ей она смшна. Не лгите въ важномъ, когда за ложь можете пострадать и сами, и другіе; а въ пустякахъ, чтобъ и другихъ не обидть, и себя не длать смшнымъ, промолчите или поддакните: это — не ложь, это — требованіе общежитія. Что бы вы, напримръ, отвтили не очень красивой барышн, еслибъ она спросила: какъ вы ее находите.
— Насчетъ чего это, Филаретъ Пупліевичъ?
— Насчетъ чего?… Само-собой насчетъ красоты, — улыбаясь отвтилъ полицеймейстеръ.
— Сказалъ бы, что я по этой части плохъ и пусть лучше посмотритъ въ зеркало.
— Ну, я вижу, съ вами ваши не сваришь… А земцамъ я уже на свой страхъ порекомендую васъ. Меня чрезъ васъ въ отставку не прогонятъ, съ семействомъ въ отставку… а? — шутливо сказалъ полицеймейстеръ.
— Постараюсь, чтобы васъ поблагодарили за рекомендацію, — отвтилъ Могутовъ, вставая со стула.
— Ну-съ, пока тамъ что, а вотъ вамъ для начала, — вынимая изъ портмоне десять рублей и подавая ихъ Могутову, сказалъ полицеймейстеръ.
— Вы потрудитесь найти для меня работу, а я вамъ въ благодарность составилъ чертежи… Деньги будутъ лишними, Филаретъ Пупліевичъ, — не беря денегъ, сказалъ Могутовъ.
— Трудъ долженъ быть вознагражденъ, — извольте взять! — сказалъ полицеймейстеръ. — Я разсмотрю подробно, тогда и еще поблагодарю, а работу для васъ между дломъ пріищу.
Могутовъ взялъ деньги, поблагодарилъ и затмъ простился.
«Не глупъ и знающъ, — думалъ полицеймейстеръ по уход Могутова. — Мелькомъ просмотрлъ, а замтилъ толкъ и по-моему… Но молодо и зелено. Правда, зеленость эта — смшновата, не зловредна, а все надо осторожность… „Можно ли длать то-то и то-то?“ А теб хочется длать и еще что-то?… Надо осторожно, а то эти дураки — хуже умныхъ, бойкихъ… А земцамъ его всучу. Если тамъ и накуралеситъ — не бда: сами тоже куралеситъ будутъ… Экіе дураки: желзную дорогу сами строить хотятъ! Взялъ, захотлъ — и готово! По щучьему велнью? Нужна подготовка, знаніе, трудъ, а главное — нужно не звать. А гд же все это у васъ?… Гд вамъ купеческимъ да мужицкимъ дломъ заниматься?! Сильно будете чухаться опосля ефтихъ дловъ». — Полицеймейстеръ улыбнулся и собирался идти.
Домъ с-нскаго благороднаго собранія царилъ среди остальныхъ небольшихъ домовъ и домиковъ города. Высокая и соотвтствующей ширины, тонкой столярной работы, парадная дверь, помщающаяся среди массивныхъ колоннъ дорическаго портика, вела внутрь дома. Изъ обширной прихожей, уставленной вшалками и шкафчиками для платья, широкая лстница, устланная краснымъ сукномъ съ блымъ полотномъ подъ нимъ, вела во второй этажъ и оканчивалась свтлой, большой и убранной зеркалами площадкой, гд каждый проходящій съ ногъ и до головы могъ осматривать себя. Съ площадки, налво, красивая дверь вела въ квартиру губернскаго предводителя дворянства, а направо такая же дверь — въ громадную залу, съ хорами вокругъ и съ большими полукруглыми окнами по об ея стороны, съ тремя громадными люстрами у потолка, съ изящными канделябрами на стнахъ, съ изображеніями въ золотыхъ блестящихъ рамахъ почившихъ императоровъ въ промежуткахъ между окнами, съ изображеніемъ, во весь ростъ, величественной особы царствовавшаго Императора по средин стны, какъ разъ противъ входа, съ прекрасною картиной битвы русскихъ съ поляками у стнъ С-нска въ 1612 году, подаренной дворянству однимъ изъ покойныхъ императоровъ, и, паконецъ, съ красивыми гербами всхъ уздовъ губерніи, симметрично расположенными внизу барьера, идущаго вокругъ хоровъ залы.
Въ описываемый нами день, когда въ зал благороднаго собранія происходило засданіе экстреннаго земскаго собранія, низенькій барьеръ шелъ во всю ширину залы и раздлялъ ее на дв неравныя половины. По средин меньшей половины залы стоялъ длинный столъ, покрытый краснымъ сукномъ съ золотою бахромой, а кругомъ стола — нсколько рядовъ стульевъ; большая же половина залы почти сплошь была уставлена стульями, съ однимъ просторнымъ проходомъ по средин.
День стоялъ прекрасный, солнце ярко свтило и въ зал было такъ же свтло и ясно, какъ и на двор. Открытіе собранія назначено было ровно въ полдень, но къ одиннадцати часамъ почти вс гласные были уже въ той части залы, гд стоялъ столъ, а стулья другой ея половины почти вс уже были заняты публикой, которая, обыкновенно, не любила посщать земскія собранія, но сегодня, возбужденная особенно интереснымъ предметомъ засданія, собралась въ числ не мене двухъ сотъ особъ.