Дмитрій Ивановичъ Рымнинъ былъ богатый помщикъ: его имнія были во всхъ почти уздахъ С-нской губерніи, а въ город онъ имлъ прекрасный домъ, въ которомъ жилъ самъ, и другой громадный домъ на главной улиц, въ которомъ помщалась лучшая въ город гостинница. Самъ Рымнинъ былъ настоящій русскій баринъ въ лучшемъ смысл этого слова: честный, искренній, хорошо образованъ, разговорчивъ, пользовавшійся почти всеобщею любовью за гостепріимство и доброту. Окончивъ курсъ въ кадетскомъ корпус, онъ прослужилъ въ гвардіи десять лтъ и въ чин полковника вышелъ въ отставку, потому что ему не позволено было хозяйничать въ полку, какъ онъ хотлъ, а онъ не хотлъ хозяйничать, какъ приказывалось. Посл отставки онъ провелъ три года за границей и потомъ, безвыздно, зажилъ въ город, навдываясь разъ-два въ годъ въ свои имнія. До рожденія земства, онъ былъ одно трехъ-лтіе губернскимъ предводителемъ, и, какъ его не просили, не захотлъ баллотироваться на второе трехъ-лтіе, потому что и предводитель, по его словамъ, не можетъ вести дворянскія дла, какъ повелваютъ долгъ и честь, а согласовать дятельность предводителя съ отжившими, по его словамъ, постановленіями о дворянств — онъ не хотлъ. Теперь онъ членъ губернской управы, гласный, почетный мировой судья и сочинитель, какъ называетъ его жена: онъ пишетъ громадный трудъ «объ образахъ правленія въ Европ и Америк и о причинахъ, способствующихъ прогрессивному измненію оныхъ». Онъ высокаго роста, хорошо сложенный старикъ, ему далеко за пятьдесятъ, съ длинной сдой бородой, живыми темными глазами и такими же движеніями, голосъ его громкій и порядочно сиплый. Первую свою жену онъ схоронилъ лтъ шесть назадъ, и отъ нея осталась ему дочь, которой теперь 17–18 лтъ. Звали ее Катериной Дмитріевной, но отецъ всегда звалъ ее Екатериной. Она была очень похожа на отца высокимъ ростомъ и хорошимъ сложеніемъ.

Если посмотрть на Катерину Дмитріевну въ первый разъ, то ея высокій для двушки ростъ, длинная шея, узкія плечи, маленькое личико и молочный цвтъ кожи, при темныхъ волосахъ, бровяхъ и глазахъ, длали впечатлніе о ней, какъ о худенькой, сентиментальной барышн; но присмотрвшись, мнніе о ней мнялось. Ея красиво-округленная грудь, ея полненькія щеки и такія-же маленькія руки были именно такими, какими все это должно быть у здоровой двушки ея лтъ; шея казалась длинной только потому, что несла она крупную головку, что обтянута она была молочной кожей; лицо казалось маленькимъ только потому, что его размры скрадывалъ высокій лобъ, еще боле увеличивающійся отъ закинутыхъ назадъ длинныхъ, густыхъ, темныхъ волосъ, всегда или распущенныхъ, или заплетенныхъ въ одну косу, съ вплетенной въ нее красной лентой, и, въ обоихъ случаяхъ, волоса спускались далеко ниже таліи двушки. Черты лица ея были тонки, носъ маленькій, почти прямой и ровный, верхняя линія котораго чуть-чуть короче основанія, отчего носъ казался немного приподнятымъ вверхъ, большіе темные глаза смотрли смло и молодо, маленькій ротъ съ тонкими, рзкими губами, тонкая, блдная, молочная кожа — длали ее очень похожей на одушевленную статую Кановы, котораго мраморныя женщины поражаютъ даже глазъ профана своею легкостью, смлостью посадки и жизненностью, красивостью лицъ, при ихъ, если можно такъ сказать, миніатюрности при соразмрности.

Катерина Дмитріевна не училась ни въ одномъ пансіон, и ея образованіемъ занималась только покойная мать и отецъ. Мать умерла, когда дочери было за одиннадцать лтъ, но она успла научить ее хорошо говорить по французски и по нмецки и, сама отличная піанистка, сообщила и дочери любовь въ музык и первую правильную и толковую игру на фортепіано. Отецъ ревностно занимался съ дочерью до послднихъ двухъ лтъ, когда онъ страстно принялся за земское дло и за сочиненіе, и у него оставалось мало свободнаго времени, но онъ все-таки ежедневно посвящалъ на ея образованіе, хотя по часу въ день. Двушка, подъ руководствомъ отца, была хорошо знакома съ исторіей всеобщей и русской, знала хорошо математику до дифференціаловъ, имла любовь къ чтенію историческихъ и географическихъ сочиненій и мало знакома была съ литературой и жизнью.

Боле четырехъ лтъ назадъ, Дмитрій Ивановичъ, возвращаясь изъ самаго дальняго своего имнія, пріхалъ на небольшой вокзалъ О.-В. желзной дороги. Поздъ въ С-нскъ долженъ былъ придти чрезъ полчаса; въ вокзал уже дожидались позда, и за буфетомъ киплъ самоваръ, на стол разставлены были закуски и стаканы на блюдцахъ, съ ложечкою и двумя кусками сахара въ каждомъ. Рымнинъ вручилъ деньги каммердинеру на билетъ, а самъ слъ у стола и разсматривалъ публику. Знакомыхъ ни кого не было, и онъ перевелъ свои наблюденія на буфетъ. — Какъ это они ухитряются размстить на такомъ маломъ пространств такое множество всякой всячины и такъ удобно и красиво? думалъ онъ, смотря на столъ предъ буфетомъ и на буфетный шкафъ, на которомъ и въ которомъ, дйствительно, размщено было много «всякой всячины», не тсня, и не закрывая одно другимъ. Каммердинеръ принесъ ему билетъ.

— Теперь ты мн боле не нуженъ, придетъ поздъ, забирай вещи и садись, а я самъ найду дорогу до вагона, сказалъ ему Рымнинъ и сталъ опять разсматривать буфетъ. Глаза его остановились на женщин за буфетомъ. — Чисто русская красавица! думалъ онъ. — И это, наврно, она такъ красиво разставляетъ и такой образцовый порядокъ поддерживаетъ, и онъ спросилъ стаканъ чаю, началъ медленно пить его и продолжалъ смотрть на женщину за буфетомъ. Ей было лтъ двадцать съ небольшимъ, она томная блондинка, средняго роста, просто, но чисто и изящно одта, съ разсудительно-подвижнымъ лицомъ, но съ плавными, покойными, скорыми безъ торопливости движеніями. Ее нельзя было назвать красавицей, но только хорошенькой, симпатичной: чистое, округленное лицо, немного неправильный, но посаженный бойко, носъ, живые каріе глаза, тонкія брови, румяныя щеки съ ямочками, небольшой ротъ съ сочными розовыми губами, верхняя съ хорошенькимъ желобкомъ отъ носа и до средины, полныя и небольшія руки, — вотъ и все, но на всемъ разлито здоровье, сила, увренность, и довольная, симпатичная улыбка не сходитъ съ лица. Эта улыбка не покидала ея, когда она быстро наливала чай, получала деньги, наливала водку, подавала пиво толпившимся пассажирамъ, когда пришелъ поздъ; не покидала ея и тогда, когда поздъ ушелъ, вокзалъ опустлъ, и она приводила въ порядокъ буфетъ и, окончивъ уборку, начала пить чай. Рымнинъ все время не спускалъ съ нея глазъ. Онъ любовался ея разсудительной, съ любовью и лаской, поспшностью при публик, ея боле плавной уборкой буфета и такимъ же чаепитіемъ; ему нравилось, что она не обращаетъ на него вниманія, хотя и замчаетъ его пристальный взглядъ на нее, — и онъ не досадуетъ, что, засмотрвшись на нее, пропустилъ поздъ, что ему придется двнадцать часовъ дожидать слдующаго позда безъ вещей и каммердинера. Онъ подошелъ къ буфету.

— Могу-ли я имть обдъ? спросилъ онъ у женщины.

— Можете. Вамъ что угодно? спокойно спросила она.

— А что можно?

— Есть говядина, птица, яйца, масло, фрукты, — можно приготовить по вашему выбору.

— Прекрасно, усмхаясь, отвчалъ онъ. — Я-бы попросилъ супъ `a la votre sant'e, цыпленка подъ соусомъ `a la votre sourire и жаркое `a la votre rouge.

— Постараемся приготовить все хорошо и боле похожимъ на супъ, соусъ и жаркое, чмъ на меня, улыбнувшись, отвтила она.

Онъ разсыпался въ извиненіяхъ: онъ не зналъ, что она знаетъ французскій языкъ, что она извинитъ его, такъ какъ, благодаря только ей, онъ прозвалъ поздъ и иметъ счастье разговаривать съ ней…. Къ приходу слдующаго позда, онъ уже зналъ, что она дочь сосдней помщицы, что она кончила одинъ изъ сиротскихъ институтовъ въ Петербург четыре года назадъ, занималась сперва хозяйствомъ небольшаго имнія своей матери, а не такъ давно, когда имніе было продано за долги и мать поселилась въ бдной усадьб бывшей сосдки помщицы, открыла буфетъ на станціи, и, только благодаря ему, она и ея мать ведутъ сносную жизнь…. Чрезъ мсяцъ была свадьба его съ ней, и теперь Рымнинъ еще боле, чмъ до свадьбы, любитъ и уважаетъ свою жену. Онъ теперь совершенно отдался сочиненію, земству и занятію съ дочерью, а она взяла въ свои руки управленіе всми его имніями. И громадныя имнія Рымнина начали приносить значительный доходъ, и выстроилъ онъ въ город громадный домъ, въ которомъ помщалась лучшая гостинница города, и все это длалось безъ всякихъ съ его стороны хлопотъ и трудовъ. Все это длалось его красивой, ласковой, дятельной женой, Соней, какъ онъ называлъ ее, Софіей Михайловной, какъ называли ее вс въ глаза, и Безсонной Скупирдяевной, какъ называли ее за глаза. Съ женитьбой отношенія отца къ дочери не измнились: дочь уважала въ мачих дятельность, практическій умъ и всегда ласковый и ровный характеръ; а мачиха уважала въ дочери ея уваженіе къ себ, ея хорошую игру на фортепіано, ея совершенное незнаніе хозяйства и жизни, — не гостиныхъ и баловъ, а той, которая требуетъ хитрости, энергіи, знанія людей и обстоятельствъ. Словомъ, между мужемъ и женой были любовь и уваженіе, между дочерью и мачихой были тоже любовь и уваженіе, и мудрено было сказать, въ комъ было боле одного или другаго.

У Рымниныхъ часто собирались гости и почти исключительно мужчины. Происходило это отъ того, что хозяева были люди разговорчивые, радушные, любили бывать дома, не любили визитовъ, любили вести разговоры дльные, чуждые сплетенъ; а это не нравилось городскимъ барышнямъ, но нравилось мужчинамъ, какъ пожилымъ, такъ и молодымъ, послднихъ привлекала, кром того, молодая, красивая хозяйка стараго мужа и богатая, оригинальной красоты, дочь — невста. Въ этотъ вечеръ въ зал за фортепіано сидла дочь и бойко и отчетливо играла какую-то пьесу Шопена, а около нея стоялъ и переворачивалъ ноты мужчина лтъ за тридцать, Егоръ Осиповичъ Вороновъ, совтникъ губернскаго правленія, дальній родственникъ губернатора, кончившій курсъ въ Горигорецкомъ земледльческомъ институт и, слдовательно, промнявшій агрономію на юриспруденцію. Онъ былъ…. о немъ можно сказать одно: былъ-бы красивъ, если-бы не былъ черезчуръ хорошенькимъ, что, какъ говорили барыни и барышни въ город, совершенно нейдетъ мужчин, хотя, не смотря на то, барышни города заглядывались на него и кокетничали съ нимъ, какъ съ выгоднымъ женихомъ, а гимназистки старшихъ классовъ очень сильно влюблялись въ него. Одна маменька говорила своей дочери, когда дочь сказала, что ей всегда съ Вороновымъ очень скучно, такъ какъ онъ, какъ вс влюбленные въ себя, или молчитъ, или говоритъ слащавую чепуху, — «такого-то мужа и нужно для полнаго счастія: гладь его по головк, а сама длай, что захочешь».