Не далеко отъ фортепіано сидло двое мужчинъ. Одинъ — высокій, темный блондинъ, плотный, некрасивый, съ рзкими, угловатыми движеніями; онъ сидлъ, не красиво положивъ одну ногу на другую, и одной рукой перебиралъ цпочку часовъ, а другой часто ворошилъ волосы на голов. Про него говорили, что онъ былъ бы очень и очень солидный молодой человкъ, — ему было лтъ тридцать пять, — если бы почаще бывалъ въ обществ и слдилъ за модой. Это князь Гавріилъ Васильевичъ Король-Кречетовъ. Другой — небольшаго роста, симпатичный брюнетъ, лтъ подъ тридцать, съ небольшою бородкой и съ большими, мягкими, черными глазами. Звали его вс «господинъ Львовъ.»

Напротивъ фортепіано, наиболе далеко отъ него, сидлъ мужчина средняго роста, худощавый, но съ самоувренной осанкой и съ выработаннымъ упрямымъ взглядомъ, въ небольшихъ, всегда глядящихъ впередъ глазахъ. Это Орестъ Ильичъ Лукомскій, — товарищъ прокурора ожидаемаго городомъ со дня на день новаго суда.

Кром этихъ мужчинъ, не далеко отъ Лукомскаго, у окна, стоялъ еще адъютантъ начальника штаба 401 дивизіи, капитанъ генеральнаго штаба, Романъ Юрьевичъ Орцкій. Онъ высокъ, худощавъ, лтъ за тридцать, съ томными свинцоваго цвта глазами, свинцовый блескъ которыхъ еще боле казался такимъ потому, что Орцкій имлъ блдный цвтъ лица, рыжеватые волосы на голов и такого же цвта усы, сильно закрученные вверхъ на концахъ. Въ город его очень любили мужчины за то, что онъ каждаго изъ нихъ охотно выслушивалъ и отвчалъ на все: «о, да!», произнося его такимъ тономъ, что подъ нимъ можно было понимать и согласіе, и несогласіе, но тотъ, къ кому относилось: «о, да!» всегда понималъ его за согласіе. Женщины не долюбливали Орцкаго, такъ какъ онъ, мастеръ слушать, говорилъ мало и коротко и, при не совсмъ красивой наружности, держитъ себя гордо, отвчая на ухаживаніе за нимъ, какъ за выгоднымъ женихомъ, одно «о, да!» Этотъ отвтъ въ первое время нравился барынямъ и барышнямъ, но когда и чрезъ мсяцъ посл перваго «о, да!», Орцкій все также произноситъ «о, да!» — они стали недолюбливать его.

Вс эти мужчины были холостые. Хозяина не было дома, а хозяйка въ гостиной разсматривала, съ карандашомъ въ одной рук и съ большими костяными счетами возл другой, — какія-то книги.

Когда Кожуховъ снималъ въ прихожей пальто, и лакей отправился доложить о немъ, въ зал раздавались послдніе аккорды шопеновской пьесы, а когда Кожуховъ вошелъ въ залъ, двушка встала изъ-за фортепіано.

— Добрый вечеръ, Катерина Дмитріевна! стройно подходя въ двушк и кланяясь только головой, говорилъ Кожуховъ гортаннымъ голосомъ, при которомъ слова и фразы слышатся отчетливо, который такъ нравится молодымъ дамамъ за солидность и внушительность и который не очень нравится молодымъ двушкамъ, такъ какъ ихъ чуткое ухо слышитъ въ подобномъ говор искусственность, самоувренность, насмшку. — Извините, если помшалъ, но вы позвольте мн ссть, слушать и восхищаться вашей прекрасной игрой. Какъ ваше здоровье?

— Благодарю! Я здорова, подавая руку, отвчала двушка.

— Дмитрій Ивановичъ и Софія Михайловна, надюсь, тоже здоровы? пожавъ слегка руку двушки, сказалъ Кожуховъ и потомъ подходилъ къ мужчинамъ и безъ словъ и поклоновъ подавалъ имъ руку. Господину Львову онъ только едва кивнулъ головою.

— Благодарю, папа и мама здоровы! Папа нтъ дома, но онъ скоро придетъ, а….

— А хозяйка оставила скучную проврку счетовъ и въ полномъ здоровья выходитъ къ гостямъ, громко прервала Софія Михайловна рчь падчерицы, плавно выходя изъ гостиной. — Здравствуйте, Петръ Ивановичъ! подавая руку подошедшему къ ней Кожухову, продолжала хозяйка. — Выскажется, знакомы не со всми молодыми кавалерами?

— Со всми, кром…. пожимая руку хозяйки, и пожимая боле крпко, чмъ онъ жалъ руку дочери, сказалъ Кожуховъ.

— Кром нашего новаго педагога, — правда? Господинъ Львовъ! Хотите познакомиться съ Петромъ Ивановичемъ Кожуховымъ, правою рукой нашего губернатора?

Господинъ Львовъ въ это время высказывалъ двушк свое восхищеніе отъ ея игры, но услышавъ зовъ хозяйки, быстро подошелъ къ ней.

— Очень пріятно будетъ, сказалъ онъ ей въ отвтъ и кланялся, съ шарканьемъ ногами, Кожухову, который молча и безъ поклона, подалъ ему руку.

— Я васъ, господинъ Львовъ, должна немного подробне познакомить съ Петромъ Ивановичемъ, также громко продолжала хозяйка. — Вы, вроятно, уже слышали, а если не слышали, та скоро услышите, что Петръ Ивановичъ влюбленъ въ меня, а я въ него, и что мы…. впрочемъ, довольно съ васъ; подробности вамъ не замедлятъ сообщить.

Господинъ Львовъ улыбался и слегка кланялся за вниманіе и довріе въ нему хозяйки.

— Вы недавно пріхали? доставая платокъ изъ кармана позади сюртука, спросилъ Кожуховъ, какъ бы перемняя разговоръ и какъ бы давая замтить, что рчь хозяйки мало его интересуетъ.

— Только недлю, и не усплъ еще сдлать визитовъ всмъ, заслуживающимъ глубокаго уваженія. Вы позволите мн завтра обезпокоить васъ своимъ посщеніемъ? отвчалъ Львовъ, кланяясь и улыбаясь.

— Какъ длинно, господинъ Львовъ! сказала хозяйка, не давая отвчать Кожухову, который только въ знакъ согласія кивнулъ головой. — У насъ, господинъ Львовъ, пожалуй, любятъ, когда говорятъ утонченно вжливо, но сами привыкли говорить коротко и просто.

— Господа! обращаясь во всмъ гостямъ, продолжала хозяйка. — Я явилась въ залъ не потому, что сердце сердцу всть подаетъ, а потому, что готовъ чай и милости просимъ въ столовую.

Гости въ это время благодарили двушку за игру и, каждый по своему, выражали восторгъ отъ ея игры, при чемъ Орцкій сказалъ: «о, да!» о, да! и крпко пожалъ руку двушки, а Кречетовъ, совершенно молча, только еще боле крпко пожалъ ея руку. Посл словъ хозяйки, вслдъ за нею, пропустивъ двушку впередъ, вс отправились въ столовую. Въ столовой вс услись за большой круглый столъ. Хозяйка сама наливала чай, лакей разносилъ, и за столомъ завязалась оживленная бесда. Оживленіе всегда поддерживала хозяйка, давая тему, для разговора и бойкими вопросами вызывая на откровенное высказываніе отвтовъ.