— Такъ, только боле гладко… Напомнить также, что справочныя цны малымъ чмъ должны разниться отъ прошлогоднихъ.

— Слушаю-съ.

Прошло боле часа, когда послдняя бумага была подписана и столоначальникъ административнаго стола ушелъ.

— Бумаги земскаго стола! — сказалъ Кожуховъ бойкому чиновнику, явившемуся тотчасъ по уход столоначальника.

— Слушаю-съ, — уходя отвчалъ бойкій чиновникъ.

— Мн не нравится вашъ способъ изложенія, — сказалъ Кожуховъ худощавому, не. очень молодому чиновнику, столоначальнику земскаго стола, который, какъ и ушедшій, положилъ передъ нимъ кипу бумагъ, но которому была подана Кожуховымъ рука еще боле неохотно, чмъ, его предшественнику. — Въ вашемъ изложеніи нтъ краткости и силы… Говорилъ вамъ ясно: полиція длаетъ все для современнаго выгона людей на дорожную повинность, но полиція не иметъ возможности и обязанности контролировать самую работу, — это дло земства, — говорилъ Кожуховъ, читая бумаги.

— Слушаю-съ, — отвчалъ, кусая губы, столоначальникъ.

— Мало слушать, а надо исполнять… Я васъ объ этомъ еще разъ прошу, — усиливая голосъ на слов «прошу», говорилъ Кожуховъ. — Это измнить… Земство само признало неурожай, даже голодъ, а потому не найдетъ ли оно возможнымъ повременить взысканіемъ недоимокъ на земскія дла… Сами кричатъ о голод, а требуютъ съ голоднаго взыскивать недоимки прошлаго года!.. Нужно, надяться, что, благодаря ихъ крику, сборы въ этомъ году будутъ еще мене прошлогоднихъ… Конечно, земскіе сборы… Поняли?

— Понялъ-съ, — отвтилъ столоначальникъ.

— Но нужно умть исполнить….

Со столоначальникомъ земскаго стола Кожуховъ проработалъ тоже около часу, а когда столоначальникъ вышелъ, бойкій чиновникъ доложилъ, что коммерціи совтникъ Фридманъ только-что пріхалъ и изволитъ раздваться въ прихожей.

— Пусть войдетъ… Пусть войдетъ и этотъ… Могутовъ, — сказалъ Кожуховъ, съ трудомъ вспомнивъ фамилію присланнаго три дня назадъ студента.

— Здравствуйте, уважаемый Петръ Ивановичъ, — сказалъ, войдя въ присутствіе, щегольски одтый, высокій брюнетъ, лтъ подъ сорокъ, съ физіономіей полу-еврейской, полу-нмецкой, но съ чистымъ русскимъ выговоромъ. — Какъ ваше здоровье?… Но вы заняты?… Я могу обождать.

— Главное сдлано, а остальное подождетъ, — сказалъ Кожуховъ вставая, причемъ лицо его приняло мене страдальческій видъ.

Въ это время вошелъ Могутовъ и, поклонившись, подошелъ къ столу. Кожуховъ отвтилъ легкимъ кивкомъ головы и, не подавая руки, стоя опершись пальцами одной руки объ столъ, вопросительно посмотрлъ на Могутова.

— Извините, что безпокою васъ. Моя фамилія Могутовъ и я имю къ вамъ личную просьбу. Быть-можетъ я пришелъ не во время, то дозвольте придти въ другой разъ. Я былъ у васъ на квартир, но вашъ человкъ послалъ меня сюда, — сказалъ Могутовъ.

— Я не имю времени на домашніе пріемы не въ воскресные и табельные дни. Готовъ слушать васъ здсь, — сказалъ Кожуховъ, не измняя позы.

— Я хотлъ вопросить васъ, Петръ Ивановичъ, помочь мн найти работу. У меня здсь нтъ знакомыхъ. Васъ перваго пришлось, увидть при възд сюда узнавъ, что вы сами были студентомъ, я и ршился безпокоить васъ моею просьбою.

Кожуховъ былъ недоволенъ. Ему не нравились слова Могутова, не нравилась форма; наложенія. Онъ думалъ видть въ немъ тонкаго іезуита, зараженнаго громаднымъ самолюбіемъ и пострадавшаго отнюдь не за какой-либо принципъ или правило, а за желаніе-бытъ главою молодежи для своихъ личныхъ цлей, но плохо разсчитавшаго ходы. Онъ думалъ услышать отъ него, пожалуй, тоже самое, не выраженное не такъ, а хотя въ слдующемъ род: «Я былъ привезенъ подъ непосредственное ваше наблюденіе, а потому счелъ долгомъ явиться къ вамъ, засвидтельствовать свое почтеніе и покорнйше просить обратить ваше вниманіе на меня. Я осмливаюсь просить васъ объ этомъ потому, что въ лиц вашемъ имю удовольствіе видть человка, окончившаго курсъ въ университет,- слдовательно, бывшаго студента, къ счастью, не поддавшагося увлеченію молодости, какъ имлъ несчастіе сдлать я», и т. д. Онъ думалъ услышать бойкій говоръ, съ гордымъ, самоувреннымъ видомъ на лиц говорящаго, но вмсто того услышалъ отрывистыя фразы, произнесенныя монотоннымъ, черезчуръ ровнымъ голосомъ, безъ всякой робости и подобострастія. И это при постороннемъ слушател!..

— Какую работу вы желаете имть? — спросилъ Кожуховъ сухо.

— Мн оставалось три мсяца до окончанія курса въ институт; занимался я хорошо, могу составлять проекты заводскихъ и жилыхъ построекъ, могу быть техникомъ на фабрик, могу чертить и заниматься перепиской… Кром того я кончилъ гимназію съ медалью и могу быть репетиторомъ или взять на себя приготовленіе къ поступленію въ высшія реальныя училища. Не угодно ли вамъ посмотрть мой гимназическій аттестатъ и свидтельство института? — закончилъ Могутовъ, подавая бумаги.

— Врю, не беря бумагъ, — сказалъ Кожуховъ. — Я магу предложить вамъ мсто переписчика въ канцеляріи его превосходительства.

— Я не могу служить.

— Если я предлагаю, то можете, — садясь сказалъ Кожуховъ и началъ перелистывать бумаги на стол, не глядя на Могутова.

— Я потому не могу, что далъ слово никогда не служить, не быть чиновникомъ, — сказалъ Могутовъ.

— Такъ-съ! — протяжно сказалъ. Кожуховъ. — Это вы такой зарокъ дали руководствуясь наукой и опираясь на правду жизни, — да?

— Я далъ слово покойному отцу. Онъ много пострадалъ на служб… Можетъ-быть онъ ошибался, когда бралъ съ меня слово, но я далъ, слово и долженъ, сдержатъ его.

— Друігаго занятія я вамъ предложить не могу, — сказалъ Кожуховъ и потомъ, обратясь къ Фридману, продолжалъ:- Я могу приступить къ вашему длу, господинъ Фридманъ.

Фридманъ, когда началъ Кожуховъ говорить съ Могутовымъ, отошелъ въ глубь присутствія, слъ на стулъ и, винувъ изъ кармана свертокъ бумагъ, углубился въ нихъ. Услышавъ теперь слова Кожухова, онъ подошелъ къ столу и слъ на одно изъ креселъ.