— A ты не боишься, что она и вовсе перестанетъ присылать деньги? спросилъ Фредъ.

— Надюсь, что нтъ. Да вотъ въ чемъ штука: чтобы ее разжалобить, мн обыкновенно приходится писать по крайней мр писемъ шесть; этотъ разъ я уже послалъ имъ восемь, а отъ нея нтъ ни отвта, ни привта. Завтра пошлю еще одно; обкапаю его чернилами, обрызгаю водой, авось подйствуетъ. «Я такъ разстроенъ, милая тетушка, что и самъ не знаю, что пишу», здсь сдлаю кляксу — «если бы вы знали, какими горькими слезами я обливаюсь, припоминая прежніе грхи», тутъ обрызгаю водой — «рука моя дрожитъ при мысли», еще клякса. — Ужъ если это не поможетъ, все пропало, хоть клади зубы на полку.

Окончивъ свои записи, онъ спряталъ книжку.

Между тмъ его пріятель вспомнилъ, что у него есть какое-то дло, и ушелъ, предоставляя Дику мечтать на свобод о прелестной Софіи Уэкльзъ и запивать свои мечты «розовымъ виномъ».

— Что-то ужъ слишкомъ быстро все сладилось, разсуждалъ Дикъ, отхлебывая изъ стакана и пересыпая свою рчь стихами, которыя всегда были у него наготов:

«Когда человкъ огорченъ, стоитъ ему только взглянуть на Софію Уэкльзъ, и онъ счастливъ, онъ вполн удовлетворенъ».

— Да, она очень миленькая двушка.

— Да, слишкомъ неожиданно все это обрушилось на мою голову! Положимъ, мн нтъ надобности порвать съ ней сразу, изъ-за сестренки Фреда, но во всякомъ случа придется держать ухо востро, а то какъ разъ попадешь впросакъ: либо она подастъ жалобу за нарушеніе общанія, либо выйдетъ замужъ передъ самымъ твоимъ носомъ за другого; или же, чего добраго…

Онъ не договорилъ, боясь сознаться, что, чего добраго, она заберетъ его въ руки, — онъ все еще находился подъ обаяніемъ ея красоты — и тогда прощай богатство, роскошь и вс золотыя мечты, и тутъ же ршилъ, что сегодня вечеромъ придерется къ чему нибудь, приревнуетъ её и поссорится. Онъ выпилъ для храбрости еще малую толику «розоваго», привелъ въ порядокъ свой туалетъ и отправился прямо къ ней.

Софія Уэкльзъ жила вмст съ матерью и сестрами въ Чельсіи. Он содержали небольшую школу для приходящихъ двочекъ, о чемъ всмъ сосдямъ было хорошо извстно, во-первыхъ, потому, что надъ окнами нижняго этажа красовалась вычурная вывска съ надписью: «Пансіонъ для двицъ», и затмъ, ежедневно, между 9 1/2 и 10 часами, маленькія двочки, подходившія одн, безъ провожатыхъ, къ парадному подъзду этого дома, становились на цыпочки и даже карабкались на желзную скобу, силясь ухватиться азбукой за звонокъ. Въ этомъ учебномъ заведеніи занятія — въ высшей степени разнообразныя — были распредлены слдующимъ образомъ: старшая изъ сестеръ, Мелисса, нсколько увядшая барышня, лтъ 35, преподавала англійскую грамматику, сочиненія, географію и гимнастику; вторая — Софія, веселая, свженькая двадцатилтняя двушка, обучала воспитанницъ чистописанію, ариметик, музык, танцамъ и вообще изящнымъ искусствамъ; и, наконецъ, меньшая сестра, Дженъ, — ей только минуло 16 лтъ — учила двочекъ шить и вышивать мтки по канв. На долю маменьки ихъ, вдовствующей м-съ Уэкльзъ, можетъ быть и прекрасной, но нсколько ехидной старушки 60-ти лтъ, досталась дисциплина, т. е. томленіе двочекъ голодомъ, угрозы и другія нравственныя пытки и тлесное наказаніе.

Въ этотъ-то пансіонъ и направлялся теперь Дикъ Сунвеллеръ, леля въ груди своей коварный умыселъ, грозившій нарушить душевное спокойствіе красавицы Софіи. Приготовленія къ вечеру близились къ концу, въ комнаты уже вносили горшки съ цвтами, стоявшіе обыкновенно за окнами — ихъ убирали оттуда только въ слишкомъ втреные дни. — У меньшой изъ сестеръ, Дженъ, вся голова была въ локонахъ, изъ-за которыхъ она два дня кряду ходила въ папильоткахъ изъ желтой бумаги отъ афишъ. Нсколько воспитанницъ, которымъ позволили присутствовать на вечер, были уже налицо въ своихъ нарядныхъ, праздничныхъ платьицахъ. Софи вышла къ нему вся въ бломъ, какъ невста, въ волосахъ у нея была воткнута красная роза. Но боле всего сказывалось ожиданіе чего-то торжественнаго, необычайнаго, въ величественной осанк маменьки и старшей сестры, что, впрочемъ, на Дика не произвело особеннаго впечатлнія.

«На вкусъ указчика нтъ», говоритъ пословица, и мы должны сказать, какъ ни странно это покажется читателю, что Дикъ вовсе не нравился ни м-съ Уэкльзъ, ни ея старшей дочери. Он смотрли на него, какъ на втренника, зловще качали головой, когда его имя про износилось въ ихъ присутствіи, и отнюдь не поощряли его ухаживаній. Даже самой Софи надоли его любезности: судя по нимъ, нельзя было сказать, чтобы онъ имлъ серьезное намреніе жениться, и она ршилась, наконецъ, заставить его высказаться. Съ этой-то цлью он и устроили вечеръ, на который пригласили Дика и еще одного претендента-садовника Чегса. Садовникъ былъ по-уши влюбленъ въ Софи. Онъ ждалъ самаго ничтожнаго поощренія съ ея стороны, чтобы предложить ей руку и сердце. Неудивительно поэтому, что Софи очень желала, чтобы Дикъ пришелъ на вечеръ, и даже сама снесла ему письмо: «Если онъ, сирчь Дикъ, иметъ достаточно средствъ, чтобы прилично содержать жену, или разсчитываетъ получить наслдство, это выяснится сегодня», говорила м-съ Уэкльзъ своей старшей дочери. «Если онъ въ самомъ дл думаетъ на мн жениться, онъ долженъ сегодня же сдлать мн предложеніе», ршила про себя Софи.

Само собою разумется, что Дикъ не подозрвалъ ихъ замысловъ; явившись въ гости, онъ думалъ только о томъ, какъ бы поискусне разыграть сцену ревности и затять исторію. «Однако, какъ жаль, что Софи такъ мила», не разъ думалось ему, глядя на двушку. «То ли дло, еслибъ на ея мст была сестрица Мелисса, — отъ той не трудно было бы отказаться». Стали собираться гости, пришелъ и другой претендентъ на сердце миссъ Софи. М-ръ Чегсъ явился не одинъ, а съ значительнымъ подкрпленіемъ въ лиц сестрицы, миссъ Чегсъ, которая, войдя въ комнату, бросилась прямо къ Софи, поцловала ее въ об щеки и шепнула на ухо, но такъ, чтобы всмъ было слышно:

— Скажите, милая Софи, не слишкомъ ли рано мы пришли?

— Нисколько, напротивъ, — любезно отвчала молодая хозяйка.

— Если бы вы знали, милочка, какъ я измучилась за этотъ день. Удивляюсь, право, какъ мы не забрались къ вамъ съ четырехъ часовъ. Аликъ такъ меня торопилъ. Вы, пожалуй, не поврите, если я вамъ скажу, что онъ до обда былъ уже во фрак и съ тхъ поръ поминутно смотрлъ на часы и надодалъ мн, что пора идти. Это все изъ-за васъ, моя красавица.

Эта вступительная рчь заставила покраснть и Софи, и м-ра Чегсъ; онъ былъ застнчивъ, какъ барышня. Къ нему на выручку подоспли маменька и старшая сестрица: он принялись осыпать его всевозможными любезностями, а Дикъ Сунвеллеръ остался одинъ. Казалось, Дикъ добился своего: у него было теперь законное основаніе прикинугься обиженнымъ; но, странное дло, онъ на самомъ дл разсердился не на шутку и въ душ посылалъ къ чорту безстыжаго Чегса.