Диккенс Чарльз
Шрифт:
Этотъ кварталъ безконеченъ: бдный людъ на большомъ пространств раскинулъ свои убогія палатки. Съ виду вс улицы похожи одна на другую. Везд вы видите одно и то же: большая часть домовъ отъ сырости и старости почернли; строются и новые; есть и такіе, которые рушатся, на половину недостроенные: у хозяина не хватило средствъ окончить постройку. Глядя на эти убогія жилища, не знаешь, кого больше жалть: тхъ ли, кто ихъ нанимаетъ, или тхъ, кто отдаетъ въ наемъ. Потянулись кирпичные заводы, заборы, сколоченные изъ старыхъ клепокъ, изъ обугленныхъ досокъ, уцлвшихъ отъ пожара; около нихъ свалены цлыя горы устричныхъ раковинъ и всякаго сора; тутъ же стоитъ диссидентская часовенька, гд этотъ бдный людъ слушаетъ проповди о бдствіяхъ земной жизни, имъ и безъ того хорошо извстныхъ; а рядомъ красуется церковь, гд пасторы краснорчиво описываютъ блаженство Царства Небеснаго и поучаютъ народъ, какъ надо жить, чтобы удостоиться его.
Въ то время, какъ Нелли съ ддушкой шла по этимъ заселеннымъ кварталамъ, они безпрестанно встрчали мужчинъ, чуть не въ лохмотьяхъ, отправлявшихся на работу, чтобы добыть кусокъ хлба для семьи. На улицахъ голодные, еле прикрытые тряпьемъ, ребятишки барахтались въ пыли, не обращая вниманія на угрозы несчастныхъ матерей; вс уже принимались за дло; и прачки, и сапожники, и портные, и свчные мастера: они занимались своимъ ремесломъ на дому — въ кухн, на чердак, въ комнат, гд попало. Зачастую весь этотъ людъ гнздится подъ одной крышей.
Наконецъ, они вышли изъ этого притона нищеты. Они уже были на самой окраин города, сплошь усянной дачками. Вначал виднлись простенькія деревянныя строенія, сколоченныя изъ остатковъ судна, облпленныхъ ракушками, изъ старыхъ бревенъ, поросшихъ грибами-поганышами. Эти крестьянскія дачки окружены такими же простенькими садиками.
Затмъ встрчались боле кокетливые, изящные, коттеджи съ разбитыми куртинами цвтовъ передъ окнами. Видно, что по узенькимъ дорожкамъ, усыпаннымъ пескомъ, никто никогда не гуляетъ. Они прошли мимо трактира, только что выкрашеннаго въ зеленую краску — съ одной стороны его разстилалась дерновая лужайка, съ водопоемъ для лошадей, а съ другой, подъ деревьями, были разставлены столики для чаю; миновали нсколько большихъ дачъ съ будками для сторожей у воротъ, шлагбаумъ, вышли въ поле, на которомъ мстами росли деревья, мстами сно было собрано въ стоги, и вскор очутились у подошвы большого холма.
Когда путешественникъ взберется на этотъ холмъ и оглянется назадъ на городъ, разстилающійся со всми своими окраинами у его ногъ, на куполъ и крестъ св. Навла, высоко возносящійся къ небу и въ ясную погоду сверкающій на солнц среди клубовъ дыма, тогда только онъ можетъ, наконецъ, свободно вздохнуть и сказать себ, что онъ совсмъ простился съ Лондономъ.
Недалеко отъ этого-то холма остановился отдохнуть старикъ съ своей маленькой провожатой, если только можно назвать провожатой ребенка, который ршительно не зналъ, въ какую сторону вести ддушку. Они сли на траву и принялись завтракать: Нелли не забыла захватить съ собою въ корзиночк нсколько кусковъ хлба съ мясомъ.
Они чувствовали себя въ самомъ свтломъ, праздничномъ настроеніи духа. Свжій утренній втерокъ успокаивалъ ихъ нервы, ободрялъ ихъ; они любовались зеленой, волнистой травкой, полевыми цвтами, упивались пніемъ птичекъ, порхавшихъ вокругъ нихъ, чуднымъ ароматомъ, разлитымъ въ воздух, гд раздавались разнообразнйшіе звуки, — всей этой прелестью полей, которая тамъ обаятельно дйствуетъ на каждаго человка и въ особенности на городского жителя. Хотя Нелли уже молилась въ это утро и, пожалуй, усердне, чмъ когда либо въ жизни, молитва, какъ-то невольно просилась ей на уста, теперь, когда они молча сидли на трав, какъ бы очарованные окружавшей ихъ природой. Старикъ же молиться не могъ, — онъ перезабылъ все на свт,- онъ только набожно снялъ шляпу и сказалъ: «Аминь».
Взглянувъ на городъ, Нелли вспомнила о книжк, которая обыкновенно лежала на полк въ ддушкиной комнат: «Путешествіе къ Св. Мстамъ». Цлые вечера, бывало, она просиживала надъ нею, разсматривала картинки и все пыталась узнать, истинная ли правда все, что въ ней говорится, и гд находятся т отдаленныя страны, что носятъ такія мудреныя названія.
— Милый ддушка, мн кажется, что теперь мы напоминаемъ собой христіанскихъ подвижниковъ, о которыхъ говорится въ той книжк. Подобно имъ, мы сложимъ здсь въ трав вс заботы и печали, которыя принесли съ собой, и удалимся навсегда изъ этихъ шумныхъ мстъ.
— Никогда, никогда больше мы туда не вернемся, сказалъ старикъ, махнувъ рукой по направленію къ городу. — Мы навки съ нимъ простились, Нелли.
— Не устали ли вы, ддушка, хорошо ли вы себя чувствуете посл такой долгой ходьбы?
— Какъ нельзя лучше. Однако, пора намъ продолжать путь. Мы только тогда остановимся для отдыха, когда уже будемъ далеко отъ города.
Въ небольшомъ разстояніи отъ лужка, гд они сидли, протекалъ прозрачный ручеекъ. Прежде чмъ пуститься въ дальнйшій путь, Нелли умыла себ лицо и руки и подержала ноги въ холодной вод: ей очень хотлось освжиться посл непривычной ходьбы. Она и старика уговорила ссть около ручья и ему обмыла ноги и отерла ихъ своимъ платьецемъ.
— Теперь я ужъ ничего самъ не могу длать, жаловался старикъ. — Не понимаю даже, какъ это я прежде обходился безъ посторонней помощи. Прошло то время, не вернется оно. Ты меня не бросай, Нелли, общай, дитятко, что никогда меня не бросишь. Вдь я тебя всегда очень любилъ. Безъ тебя я все равно умру.
Онъ жалобно застоналъ и положилъ голову къ ней на плечо. Случись это прежде, Нелли расплакалась бы, теперь же она подавила свои слезы и старалась развеселить старика; стала смяться: съ чего это, молъ, ему пришла въ голову такая фантазія, да разв это возможно, чтобы они когда нибудь разстались другъ съ другомъ? и своими ласками совершенно успокоила его. Старикъ скоро заснулъ у нея на плеч, напвая что-то вполголоса, какъ малое дитя.