Диккенс Чарльз
Шрифт:
Сначала слышно было только шарканье ногъ: прізжіе здоровались съ хозяиномъ, пожимали ему руки; затмъ, вроятно, слдовало поднесеніе букета, судя по тому, что кто-то, конечно нотаріусъ, усердно благодарилъ и восхищался имъ: «Какой прелестный, чудный ароматъ», говорилъ онъ громко, и съ наслажденіемъ нюхая букетъ.
— Я привезла его по случаю ныншняго торжества, промолвила старушка.
— Да, могу сказать, сударыня, что сегодня настоящее для меня торжество и я имю право имъ гордиться. Много молодыхъ людей было прикомандировано къ моей контор. Одни въ настоящее время чуть не милліонами ворочаютъ и забыли о своемъ старомъ друг и наставник; другіе и по сейчасъ навщаютъ меня и увряютъ, что нигд они не проводили такъ пріятно время, какъ здсь, на этомъ стул. Но скажу вамъ откровенно, ни одинъ изъ нихъ не подавалъ такихъ блестящихъ надеждъ, какъ вашъ милый сынъ.
— Если бы вы знали, какъ мн отрадно это слышать! воскликнула старушка.
— Я вамъ говорю, сударыня, мое мнніе о честномъ человк. Ни въ чемъ такъ не сказывается величіе Божіе, какъ въ созданіи честнаго человка. Альпійскія горы, поражающія насъ своей грандіозной красотой; колибри, очаровывающая насъ своей прелестью и миніатюрными размрами — ничто, въ сравненіи съ этимъ внцомъ творенія, какъ называетъ поэтъ честнаго человка, и я совершенно съ нимъ согласенъ. Говоря о человк, я, конечно, подразумваю и женщину.
— Вс похвалы, расточаемыя м-ромъ Уизерденомъ, скоре относятся къ нему самому, чмъ ко мн, произнесъ кто-то слабымъ, спокойнымъ голоскомъ.
— Какое, подумаешь, счастливое стеченіе обстоятельствъ, что именно сегодня м-ръ Абель празднуетъ свою 28-ми-лтнюю годовщину, продолжалъ нотаріусъ.
— Вотъ ужъ поистин мы можемъ поздравить другъ друга съ этимъ двойнымъ праздникомъ.
Снова послдовало пожатіе рукъ, а затмъ старичокъ началъ расхваливать своего сына.
— Мы съ его матерью были уже не молоды, когда вступили въ бракъ, — надо было прежде добыть средства для семейной жизни, и Богъ благословилъ насъ этимъ единственнымъ сыномъ, который всегда оказывалъ намъ любовь и почтеніе. Ужели это еще не счастье?
— Конечно, счастье и большое, вторилъ нотаріусъ. — Глядя на васъ, я еще больше сожалю о своемъ одиночеств. Были и у меня хорошія партіи; была, напримръ, очень интересная особа, дочь почтеннаго негоціанта, но… однако, мн совсмъ не слдуетъ поддаваться этимъ воспоминаніямъ. Чекстеръ, принесите дипломъ м-ра Абеля.
— Вы, вроятно, замтили, м-ръ Уизерденъ, что Абель не такъ воспитанъ, какъ вообще теперь воспитываютъ молодыхъ людей. Онъ всегда былъ съ нами, подъ нашимъ надзоромъ, мы ни на одинъ день не разлучались съ нимъ, не такъ ли, мой другъ? обратилась старушка къ мужу.
— Конечно, конечно, подтвердилъ старичокъ. — Да вотъ что я вамъ скажу. Какъ-то разъ, въ субботу, онъ отправился съ своимъ бывшимъ школьнымъ учителемъ, м-ромъ Томкинли, въ Маргетъ, а въ понедльникъ возвратился домой. Поврите ли, вдь онъ заболлъ посл этой поздки.
— Еще бы! Онъ не привыкъ къ такимъ развлеченіямъ, мой другъ, да и, кром того, онъ не могъ перенести разлуку съ нами, не говоря о томъ, что ему не съ кмъ было разговаривать.
— Это правда, послышался опять тоненькій, спокойный голосокъ. — Мн казалось, что я на чужбин. Никогда не забуду, какъ меня тяготила мысль, что насъ раздляетъ море!
— Ничего нтъ удивительнаго! Подобная привязанность только длаетъ честь и вамъ, и вашимъ родителямъ, и всему роду человческому, замтилъ нотаріусъ. — Считаю пріятнымъ долгомъ засвидтельствовать передъ вами, обратился онъ къ старичкамъ, — что м-ръ Абель и на служб не измняетъ себ: т же благородныя чувства руководятъ имъ во всхъ его поступкахъ. Однако, пора намъ заняться дломъ. Я сейчасъ подпишу свидтельство, м-ръ Чекстеръ скрпить его своей подписью, затмъ я приложу палецъ къ этой голубой печати и громогласно объявлю — не пугайтесь, сударыня, это простая формальность, — что это моя дйствительная подпись. М-ръ Абель распишется подъ другой печатью и повторитъ т же кабалистическія слова. Вотъ и готово. Ха, ха, ха! Видите, какъ это у насъ скоро длается.
Посл небольшой паузы, вроятно м-ръ Абель въ это время подписывалъ свое имя, снова началось усиленное шарканье и потомъ зазвенли стаканы и вс разомъ заговорили. Черезъ четверть часа раскраснвшійся отъ вина Чекстеръ вышелъ съ перомъ за ухомъ, на крыльцо и крикнулъ Киту, чтобъ онъ подалъ кабріолетъ. Онъ снизошелъ до шутки, назвавъ его «молодымъ Снобомъ».
Дверь растворилась, и изъ конторы вышелъ нотаріусъ, маленькій, живой, краснощекій человчекъ. Онъ очень галантно велъ подъ-руку старушку. За ними слдовалъ ея мужъ съ сыномъ. Чрезвычайно старообразный съ виду, м-ръ Абель казался ровесникомъ своего отца и, къ тому же, былъ вылитый его портретъ: то же лицо, та же фигура, онъ даже прихрамывалъ, какъ отецъ, и такъ же аккуратно одвался, какъ онъ. Но характеромъ онъ вовсе не былъ на него похожъ. Насколько отецъ былъ веселъ и сообщителенъ, настолько же сынъ его былъ сдержанъ и неразговорчивъ.
М-ръ Абель усадилъ старушку въ кабріолетъ, поправилъ на ней мантилію, уложилъ корзиночку, безъ которой она не вызжала изъ дому, вскочилъ на заднее сиднье, очевидно для него придланное, и сталъ всмъ улыбаться, начиная съ матушки и кончая пони. Долго возился старичокъ, поправляя уздечку — не легко было справиться съ капризной лошадкой, — но, наконецъ, и это уладилось; старикъ слъ въ кабріолетъ, взялъ вожжи въ руку и вынулъ изъ кармана кошелекъ, чтобы расплатиться съ Китомъ.
Ни у него, ни у кого изъ присутствующихъ не оказалось мелкой монеты, а шиллингъ ему жаль было дать. Но длать было нечего.