Киту ужасно хотлось еще разъ взглянуть, что длается въ старомъ дом, и ему не трудно было убдить себя, что путъ его лежитъ именно въ ту сторону и что, стало быть, волей-неволей, онъ его увидитъ. Ужъ такъ созданъ человкъ: люди и поразвите Кита, и далеко не съ такимъ тощимъ желудкомъ, какъ у него, поступаютъ точно также: даже въ серьезныхъ обстоятельствахъ они длаютъ все, что хотятъ, стараясь уврить себя, что исполняютъ свой долгъ, и при этомъ еще хвастаютъ своимъ самоотверженіемъ.

Теперь уже Киту нечего было бояться, чтобы Квильпъ заставилъ его бороться съ своимъ мальчикомъ: домъ былъ совершенно пустъ. У двери лавки вислъ старый, заржавленный замокъ; въ нижнемъ этаж окна были приперты ставнями; наверху — он были полуоткрыты и полинялыя занавси безпорядочно болтались отъ втра. Разбитыя, во время переноски вещей, стекла придавали еще боле унылый видъ всему дому. Уличные ребятшки завладли крыльцомъ: одни дергали за молоточекъ и съ любопытствомъ, хотя и не безъ страха, прислушивались, какъ онъ гудлъ въ пустыхъ комнатахъ; другіе заглядывали въ замочную скважину, надясь увидть домового, которымъ они не то шутя, не то серьезно, пугали другъ друга. Домъ казался такимъ заброшеннымъ, какъ будто въ немъ уже нсколько мсяцевъ никто не жилъ. A давно ли въ этихъ окнахъ весело мерцалъ огонекъ, давно ли въ этихъ стнахъ звонко раздавался веселый голосъ, а порой и смхъ Нелли! При этихъ воспоминаніяхъ у мальчика защемило сердце и онъ побрелъ дальше, печально понуривъ голову.

Китъ вовсе не былъ сантименталенъ; врядъ ли даже это слово было ему извстно. Не принадлежалъ онъ также къ разряду такъ называемыхъ милыхъ, деликатныхъ мальчиковъ — извстно, что наши благовоспитанные юноши обыкновенно стараются вымещать на окружающихъ свою грусть или дурное расположеніе духа. Онъ былъ простой, безстрастный малый съ теплымъ, любящимъ сердцемъ: онъ не вернулся домой, чтобы побраниться съ матерью или приколотить подъ сердитую руку дтей, и сосредоточилъ вс свои мысли на томъ, какъ бы заработать деньжонокъ для семьи.

И вдь какъ нарочно всадники то-и-дло сновали мимо его носа, а ни одному изъ нихъ не понадобилось слзть съ лошади. Я убжденъ, что можно было бы опредлить съ математическою точностью, какую сумму ежегодно зарабатываютъ на улицахъ Лондона мальчики, предлагающіе свои услуги — присмотрть за лошадью; но если бы статистику вздумалось длать свой выводъ на основаній данныхъ этого несчастнаго дня, выводъ оказался бы совершенно неврнымъ, какъ это, впрочемъ, часто бываетъ.

Китъ ходилъ взадъ и впередъ по улиц, зорко оглядывая всхъ всадниковъ, вс экипажи; то замедлитъ шагъ, замтивъ, что какой-то господинъ осаживаетъ свою лошадь, то вдругъ со всхъ ногъ бросится въ переулокъ, тамъ вдали, по тневой сторон, медленно подвигается шарабанъ. Вроятно онъ будетъ останавливаться около каждаго магазина. Но и всадникъ, и экипажъ прозжаютъ мимо. Нтъ Киту удачи. «Желалъ бы я знать, неужели ни одинъ изъ этихъ господъ не остановился бы, чтобы дать мн заработать нсколько пенни, если бы онъ зналъ, что дома у насъ нечего сть», разсуждалъ онъ про себя.

Утомившись отъ ходьбы и волненія, онъ прислъ отдохнуть на ступеньки какого-то крыльца. Въ эту самую минуту на улиц, громыхая по мостовой, показался маленькій кабріолеть, запряженный въ одну лошадку. Маленькимъ, породистымъ, длинношерстымъ пони правилъ тоже маленькій, толстенькій, улыбающійся старичокъ, съ необыкновенно спокойнымъ выраженіемъ лица, а рядомъ съ нимъ сидла такая же маленькая, толстенькая, такая же улыбающаяся и спокойная старушка. Лошадка, повидимому, не привыкла слушаться: когда старичокъ потряхивалъ возжами, она упрямо трясла головой, надо полагать, что она соглашалась везти его куда слдовало лишь подъ условіемъ: не мшать ей длать по дорог все, что ей вздумается.

Она сдлала крутой поворотъ недалеко отъ того мста, гд сидлъ Китъ, и пробжала мимо него. Мальчикъ такъ печально посмотрлъ на удалявшійся кабріолетъ, что старичокъ невольно оглянулся на него. Китъ всталъ и приподнялъ шляпу. Старичокъ дернулъ возжами и остановилъ лошадку: останавливаться-то она любила.

— Извините, сударь, я ошибся, я думалъ, что вамъ нужно подержать лошадь, пробормоталъ Китъ.

— Мы встанемъ недалеко отсюда за угломъ; если хочешь, иди за нами, предложилъ старичокъ.

Китъ поблагодарилъ и пошелъ за кабріолетомъ, радуясь своей удач. Лошадка стала, по обыкновенію, выдлывать разныя штуки; бросилась къ одному фонарному столбу, отъ него перебжала къ другому, на противоположную сторону улицы, и, убдившись, что они одинаковаго фасона и оба сдланы изъ одного и того же матеріала, остановилась, какъ вкопаная.

— Ну, ну, впередъ, не то мы опоздаемъ, понукалъ ее старичокъ.

Но лошадка не трогалась съ мста.

— Фи, какой срамъ, мн просто совстно за тебя, Уискеръ, выговаривала ей въ свою очередь старушка.

Надо полагать, что выговоръ старушки подйствовалъ на пони и онъ побжалъ рысью, нетерпливо мотая головой. Старичокъ остановилъ его у подъзда, гд была прибита карточка «Нотаріусъ Уизерденъ», вышелъ изъ кабріолета, помогъ старушк сойти на тротуаръ и, вытащивъ изъ-подъ сиднья громадный букетъ цвтовъ, напоминавшій своей формой и величиной большую сковороду безъ ручки, подалъ его жен. Старушка гордо пріосанилась и направилась въ контору нотаріуса, а за ней заковылялъ и старичокъ.

День былъ жаркій, и такъ какъ по этой улиц рдко прозжали экипажи, окна были открыты. Сквозь спущенныя шторы можно было слышать все, что происходило въ комнатахъ.