— Будьте такъ любезны, м-ръ Ричардъ, свезите это письмо въ Пекгамъ-Рай. Отвта не будетъ. Письмо такого содержанія, что я желалъ бы, чтобы оно было передано вами лично. Можете взять мсто въ омнибус, на счетъ конторы, разумется. Не жалть конторы, стараться высосать изъ нея все, что только можно, вотъ девизъ всякаго писца, неправда ли, м-ръ Ричардъ, ха, ха!

Дикъ торжественно стянулъ съ себя куртку, надлъ сюртукъ, снялъ съ гвоздика шляпу, взялъ письмо и вышелъ изъ конторы. Не усплъ онъ скрыться за дверью, какъ миссъ Брассъ поднялась съ своего мста и тоже удалилась, сладко улыбаясь братцу, а тотъ въ отвть закивалъ головой, стуча себя по носу.

Оставшись одинъ, Самсонъ Брассъ растворилъ настежь дверь и, усвшись за своимъ столомъ какъ разъ противъ нея, чтобы ему было видно всякаго, кто пройдетъ по лстниц, принялся писать съ большимъ усердіемъ, весело напвая своимъ далеко не музыкальнымъ голосомъ какіе-то вокальные отрывки, гд говорилось о соединеніи церкви съ государствомъ; словомъ, не то — вечерній псаломъ, не то національный гимнъ.

И долго писалъ стряпчій Бевисъ-Маркса, напвая все ту же галиматью, и чмъ дальше, тмъ громче и громче звучалъ его голосъ и тмъ медленне водилъ онъ перомъ. Повременамъ онъ прерывалъ и то, и другое и прислушивался, и тогда лицо его принимало лукавое выраженіе. Но тишина кругомъ была невозмутимая. Въ одну изъ такихъ паузъ дверь наверху отворилась, потомъ захлопнулась и на лстниц послышались шаги. Тутъ Брассъ окончательно пересталъ писать, но заплъ еще громче прежняго. Держа перо въ рук, онъ въ такъ покачивалъ головой и ангельски улыбался, словно весь ушелъ въ музыку.

На эти-то сладкіе звуки и подвигался Китъ, спускаясь съ лстницы. Когда онъ поровнялся съ дверью конторы, Брассъ оборвалъ голосъ, но, все еще улыбаясь, любезно кивнулъ ему головой, и сдлалъ знакъ перомъ, чтобы онъ подошелъ къ нему.

— Какъ твое здоровье, Китъ? спросилъ онъ самымъ вкрадчивымъ голосомъ.

Не очень-то довряя этому доброжелателю, Китъ отвчалъ сдержанно и уже взялся за ручку выходной двери, какъ тотъ снова ласково его окликнулъ.

— Подожди, Китъ, войди сюда на минуточку, заговорилъ онъ таинственнымъ шопотомъ, точно у него къ нему было дло. — Ахъ, Китъ, какъ посмотрю я на тебя, такъ мн и припоминается прелестная двочка, какой я и въ жизни не видывалъ. — Онъ поднялся съ своего мста и сталъ спиной къ камину. — Помню, ты раза два или три приходилъ къ намъ, когда мы съ Квильпомъ водворились въ дом старика. Если бы ты зналъ, Китъ, какую тяжелую обязанность несемъ подчасъ мы, адвокаты, ты бы намъ не позавидовалъ.

— Да я, сударь, и не завидую, хотя, признаться, не нашему брату объ этомъ судить.

— Единственное наше утшеніе въ томъ, что если мы и не въ силахъ измнить направленіе втра, мы можемъ нсколько смягчитъ, такъ сказать, умрить его силу, столь пагубную для стриженыхъ овецъ.

— Вотъ ужъ истинно, что стриженыя, да еще какъ гладко-то! подумалъ про себя Китъ.

— Боже! сколько стычекъ у меня было съ Квильпомъ по этому самому длу! Онъ-таки суровый человкъ, этотъ Квильпъ, и я чуть было не потерялъ его практику, потому что вступился за несчастныхъ. Но меня поддерживала мысль, что я защищаю угнетенную добродтель, и я побдилъ.

Онъ смиренно сложилъ губы, стараясь будто бы подавить нахлынувшія чувства. «Однако, онъ совсмъ ужъ не такой дурной человкъ», думалось Киту.

— Я уважаю тебя, Китъ, говорилъ Брассъ въ волненіи. — Я былъ свидтелемъ, какъ ты себя велъ въ отношеніи къ старому хозяину, и, повторяю, я уважаю тебя, не смотря на твое скромное положеніе и на твою бдность. Не по платью сужу я о человк, а по его сердцу. Что платье? По-моему полосатый жилетъ — та же проволочная клтка, въ которой сидитъ птичка — сердце человческое. И сколько такихъ птичекъ томятся въ своихъ клткахъ и, просовывая голову черезъ ршетку, стараются приласкаться ко всякому человку!

Эта поэтическая метаора — Китъ былъ увренъ, что намекъ относился къ его собственному полосатому жилету — совершенно его покорила. Этой побд не мало способствовалъ также сладкій голосъ и отеческое обращеніе Брасса, который напустилъ на себя такую святость, что, право, недоставало только толстаго вервія вокругъ его пояса да черепа на камин, чтобы принять его за настоящаго отшельника.

— Ну, да что объ этомъ говорить, прибавилъ онъ, улыбаясь, какъ улыбается добрякъ, съ сожалніемъ вспоминая о своей мягкости и слабохарактерности. — Ты лучше возьми-ка вонъ то — и онъ указалъ Киту на дв серебряныя монеты, лежавшія на стол.

Китъ посмотрлъ на деньги, потомъ на Брасса, не ршаясь взять.

— Возьми ихъ себ, настаивалъ Брассъ.

— Отъ кого это? началъ было Китъ.

— Не все ли теб равно отъ кого? Ну хоть бы отъ меня, перебилъ его Брассъ. — У насъ надъ головой живетъ такой эксцентричный господинъ, что намъ нтъ надобности много распространяться объ этомъ вопрос. Ты, конечно, меня понимаешь, Китъ! Возьми ихъ, и длу конецъ. Между нами будь сказано, Китъ, теб не разъ еще придется получать подарки изъ того же источника; такъ мн кажется по крайней мр. Прощай, Китъ, прощай!

Поблагодаривъ нсколько разъ адвоката за подарокъ, Китъ взялъ деньги и поспшилъ домой, упрекая себя въ душ за неосновательную подозрительность относительно человка, оказавшагося такимъ славнымъ посл перваго же разговора.

Брассъ снова заплъ своимъ чуднымъ голосомъ, грясь у камина, и снова ангельская улыбка оснила его лицо.

— Можно войти? спросила миссъ Сэлли, заглядывая въ дверь.

— Конечно, можно, отвчалъ братецъ.

— Гм? вопросительно кашлянула сестрица.

— Да, могу сказать, дло уже сдлано.