Но для того, чтобы остаться равнодушной въ обществ такого безпокойнаго спутника, какимъ оказался жилецъ Брасса, надо было обладать желзными нервами. Ни этой карет, ни этимъ лошадямъ, наврно, никогда еще не приходилось возить такого неугомоннаго сдока. Онъ двухъ минутъ кряду не могъ посидтъ покойно: то одно окно подниметъ и тотчасъ же съ шумомъ опуститъ, то другое; то въ правое окно высунетъ голову, то въ лвое; руки и ноги его постоянно въ движеніи. Надо еще къ этому прибавить, что онъ носилъ въ карман спичечницу съ какимъ-то фокусомъ. Только что, бывало, мать Кита закроетъ глаза, чиркъ… чиркъ… и уже господинъ этотъ смотритъ при зажженной спичк на часы, а искры такъ и падаютъ на солому. Долго ли тутъ до бды! Форейторъ не успетъ и лошадей остановить, какъ они уже будутъ заживо изжарены. Когда останавливаются на станціи, чтобы перемнить лошадей, онъ, не спуская подножки, выскакиваетъ изъ экипажа и мечется какъ угорлый по двору: подбжитъ къ фонарю, вынетъ часы изъ кармана и, не взглянувъ на нихъ, снова прячетъ въ карманъ, и вообще такъ странно ведетъ себя, что его компаньонк становится жутко. Вотъ уже лошади запряжены: онъ съ ловкостью арлекина вскакиваетъ въ карету, и не успли они отъхать и версты отъ станціи, какъ снова зачиркали спички, въ конецъ разгоняя сонъ только что было задремавшей спутницы.

— Удобно ли вамъ сидть? вдругъ спрашиваетъ онъ, выкинувъ подобную штуку и сразу поворачиваясь къ своей сосдк.

— Благодарю васъ, сударь. Очень удобно.

— Да такъ ли? Можетъ быть, вамъ холодно?

— Да, сударь, немного прохладно, отвчаетъ та.

— Я такъ и зналъ, и онъ мгновенно опускаетъ одно изъ переднихъ стеколъ. — ей необходимо выпить водки съ водой. Необходимо! И какъ я могъ упустить это изъ виду? Эй, кондукторъ! У первой же таверны остановить лошадей и велть подать подогртой водки съ водой.

Напрасно мать Кита силится уврить его, что ей этого вовсе не нужно. Онъ неумолимъ, и всякій разъ, какъ ему уже не съ чмъ возиться, все пристаетъ къ ней: ей, молъ, непремнно надо выпить водки съ водой.

Такъ они пропутешествовали вплоть до полуночи. Остановившись въ какой-то таверн, чтобы поужинать, онъ веллъ подать все, что только было въ дом, но такъ какъ мать Кита не могла стъ всего разомъ и уничтожить все, что было приготовлено на стол, онь забралъ себ въ голову, что она, должно быть, больна.

— Вы совсмъ ослабли, говоритъ онъ, — самъ онъ не притрагивается къ ужину и только шагаеть по комнат, - Я знаю, о чемъ вы безпокоитесь. Вы совсмъ ослабли.

— Да нисколько, сударь, не ослабла. Не извольте безпокоиться обо мн.

— Нтъ, нтъ, я уже знаю, что это такъ. Хорошъ же я гусь, въ самомъ дл! вырвалъ, такъ сказать, бдную женщину изъ семьи и теперь любуюсь, какъ она таетъ на моихъ глазахъ. А сколько у васъ, мадамъ, дтей.

— Двое, сударь, кром Кита.

— Оба мальчики?

— Да, сударь, оба мальчики.

— Они уже крещеные?

— Пока только малымъ крещеніемъ.

— Такъ считайте меня крестнымъ отцомъ обоихъ и прошу васъ, ма'амъ, этого не забывать. Вамъ бы не мшало выпить немного глинтвейна.

— Нтъ ужъ, сударь, избавьте меня отъ него, я не въ состояніи буду и капли проглотить.

— Нтъ, нтъ, вы непремнно должны выпить. И какъ это я упустилъ изъ виду!

Онъ рветъ колокольчикъ и съ такимъ неистовствомъ требуетъ глинтвейна, что можно подумать, дло идетъ объ утопленник или объ умирающемъ. Приносятъ вино горячее, какъ кипятокъ; онъ заставляетъ бдную женщину выпить цлый бокалъ, такъ что у нея даже слезы брызжутъ изъ глазъ, а затмъ чуть не толкаетъ ее опять въ карету, гд она, вроятно вслдствіе этого успокоительнаго средства, вскор же засыпаетъ и хоть на-время избавляется отъ его надодливыхъ приставаній. Дйствіе, проозведенное виномъ, оказывавтся довольно продолжительнымъ: мать Кита просыпается, когда уже на двор свтло и они громыхаютъ по мостовой какого-то города.

— Вотъ мы и пріхали! воскликнулъ ея спутникъ, разомъ спуская вс стекла. — Эй, кучеръ! подъзжай къ выставк восковыхъ фигуръ.

Приложившись къ шляп, форейторъ пришпорилъ лошадь и карета помчалась по улицамъ, заглущая своимъ грохотомъ бой городскихъ часовъ, звонившихъ въ это время на всхъ башняхъ 8 1/2, и, переполошивъ мирныхъ жителей, которые бросались къ дверямъ и окнамъ, недоумвая, что бы означалъ этотъ шумъ. Наконецъ, она лихо подкатила къ крыльцу, около котораго толпилась кучка ротозевъ.

— Что такое, что тутъ случилось? спросилъ джентльменъ, высунувъ голову изъ экипажа.

— Здсь, сударь, свадьба, отвчали ему изъ толпы. — Ура! Ура!

Когда тотъ, съ помощью кондуктора, вышелъ изъ кареты, чувствуя себя не совсмъ ловко среди обступившихъ его звакъ, и подалъ руку м-съ Неббльзъ, толпа еще больше заволновалась и запрыгала отъ радости, крича во все горло: «вотъ еще свадьба. Ура! Ура!»

— Кажется, эти люди съ ума сошли, говорилъ джентльменъ, пробираясь съ своей мнимой невстой впередъ. — Подождите здсь, я сейчасъ постучу.

Не усплъ онъ это сказать, какъ два десятка грязныхъ рукъ потянулись къ дверному молоточку: для уличныхъ звакъ нтъ большаго удовольствія, какъ производить какой бы то ни было шумъ — и начался такой оглушительный стукъ, какой рдко приходится выносить дверному молоточку. Оказавъ непрошенную услугу, толпа скромно подалась назадъ, предоставляя прізжему расплачиваться за весь произведенный ими шумъ.

Дверь отворилась, и на порог показался господинъ съ огромнымъ блымъ бантомъ въ петлиц.

— Нуте-съ, что вамъ нужно? спросилъ онъ, окидывая джентльмена самымъ равнодушнымъ взглядомъ.