— Вы его нашли въ шляп? спрашиваетъ Брассъ пронзительнымъ голосомъ.

— Подъ платкомъ. Онъ былъ заткнуть за подкладку, отвчаетъ Дикъ, совершенно оторопвшій.

Брассъ смотритъ на Дика, на сестрицу; оглядываетъ всю комнату — стны, потолокъ, полъ; тольно на Кита, окаменвшаго отъ ужаса, онъ не ршается взглянуть.

— Вотъ каковъ нашъ міръ, восклищаетъ онъ, всплеснувъ руками. — Міръ, вращающійся вокругъ своей оси; подверженный вліянію луны и всякимъ переворотамъ, совершающимся во вселенной! Вотъ она, человческая натура! Вотъ злодй, котораго я старался облагодтельствовать; я еще и теперь къ нему расположенъ, такъ что готовъ, кажется, выпустить его на свободу. Но нтъ! прибавляетъ онъ боле твердымъ голосомъ, — я самъ юристъ и долженъ подавать примръ моимъ согражданамъ, въ-точности исполняя законъ. Сэлли, душа моя, прости меня! Будь такъ любезна, попридержи его за другую руку, пока м-ръ Ричардъ сбгаетъ за квартальнымъ. Теперь ужъ всякимъ потачкамъ конецъ. Порокъ долженъ быть наказанъ. М-ръ Ричардъ, потрудитесь привести квартальнаго.

На Кита словно столбнякъ нашелъ: глаза его были широко раскрыты и устремлены въ одну точку. Онъ не оказывалъ ни малйшаго сопротивленія своимъ гонителямъ. Съ одной стороны, самъ Брассъ держалъ его за воротъ своей дрожащей рукой, съ другой — за этотъ же воротъ крпко уцпилась миссъ Сэлли. Повременамъ она такъ сильно надавливала ему горло своими костяшками, что хотя онъ былъ почти въ безчувственномъ состояніи, ему иной разъ смутно представлялось, что вотъ-вотъ его сейчасъ задушатъ. Въ такомъ положеніи засталъ его Дикъ, возвратившись съ полицейскимъ.

Квартальный привыкъ къ подобнымъ сценамъ: онъ смотрлъ на всякое воровство, начиная отъ самаго простого до грабежа на большой дорог, какъ на обыкновенное дло, а на преступниковъ — какъ на кліентовъ полицейской части, гд товаръ отпускается и оптомъ, и въ розницу, и гд онъ, квартальный, исправляетъ должность конторщика. Поэтому онъ выслушалъ разсказъ о случившемся съ такимъ же участіемъ, съ какимъ гробовщикъ выслушиваетъ подробности о болзни покойника, съ котораго онъ пришелъ снимать мрку, и совершенно равнодушно арестовалъ Кита.

— Его бы слдовало свезти въ камеру мирового судьи, пока еще присутствіе не кончилось, сказалъ полицейскій. — И вы, м-ръ Брассъ, должны отправиться со мной, и вотъ эта… онъ остановился и посмотрлъ на миссъ Сэлли, не зная, какъ ее назвать.

Ее легко можно было принять за грифа или за какое нибудь другое миическое чудовище.

— Эта дама, вы хотите сказать?

— Ахъ, да, дама, повторяетъ полицейскій. — А также и молодой человкъ, который нашелъ деньги.

— М-ръ Ричардъ, это печальная необходимость, но что длать, мы вс должны приносить жертвы на алтарь отечества, говоритъ Брассъ подавленнымъ голосомъ.

— Вы, конечно, возьмете извозчика, такъ потрудитесь за нимъ послать, прерываетъ его полицейскій.

Онъ слегка, немного выше локтя, придерживаетъ Кита, высвободившагося наконецъ изъ желзныхъ тисковъ своихъ мучителей.

— Дайте же мн сказать хоть слово, выслушайте меня, умоляетъ Китъ, поднимая глаза и обводя ими всхъ присутствующихъ. — Я такъ же неповиненъ въ. этомъ преступленіи, какъ и любой изъ васъ. Клянусь всми святыми, что я не бралъ денегъ. Я — воръ! О, м-ръ Брассъ! Вы знаете, что это не мои дла, и какъ это жестоко съ вашей стороны!

— Даю вамъ слово, обращается Брассъ къ полицейскому, но тотъ перебиваетъ его замчаніемъ, что «слова — пустой звукъ, слова — все равно, что молочная каша, годная лишь для грудныхъ младенцевъ», для взрослыхъ, молъ, есть клятва.

— Совершенно врно, господинъ квартальный, какъ нельзя боле врно, подтверждаетъ Брассъ тмъ же печальнымъ голосомъ. — Клянусь вамъ, что за нсколько минутъ до этого рокового открытія я былъ такого хорошаго мннія объ этоатъ мальчик, что доврилъ бы ему… Пожалуйста, извозчика, м-ръ Ричардъ, приведите скорй извозчика.

— Спросите, кого хотите: разв т, которые меня знаютъ, сомнвались когда либо въ моей честности? Разв я надулъ кого нибудь хоть разъ въ жизни? оправдывался Китъ. — Я былъ бденъ, часто голодалъ и тмъ не мене остался честнымъ; неужели же я теперь началъ бы мошенничать. Подумайте, что вы длаете! какъ я покажусь на глаза моимъ дорогимъ благодтелямъ, моимъ друзьямъ посл того, какъ меня обвинили въ такомъ мерзкомъ преступленіи.

М-ръ Брассъ на это замтилъ, что Киту слдовало раньше объ этомъ подумать. Онъ не прочь былъ прибавить еще что нибудь въ этомъ же род, но въ эту самую минуту сверху послышался голосъ жильца: онъ спрашивалъ, что случилось и почему у тшхъ внизу такой шумъ. Китъ невольно бросился къ двери, хотлъ разсказать все какъ было, но полицейскій удержалъ его и, къ его великому огорченію, Брассъ самъ побжалъ наверхъ и ужъ, конечно, по-своему передалъ о всемъ случившемся.

— Онъ такъ же, какъ и вс мы, не вритъ своимъ ушамъ, объявилъ Брассъ, вернувшись въ контору, — да и никто не повритъ! Ахъ, какъ бы мн хотлось убдиться въ томъ, что это ничего боле, какъ обманъ чувствъ! Но нтъ! Глаза мои не могли меня обмануть — ихъ нечего подвергать перекрестному допросу — они остаются при своемъ первомъ показаніи. — Онъ усиленно мигаетъ и третъ глаза рукой. — Однако, я слышу, извозчикъ подъхалъ. Сарра, надвай шляпу и демъ. Какая грустная поздка, настоящія нравственныя похороны!