Диккенс Чарльз
Шрифт:
— Умершей? воскликнулъ Дшсь, озадаченный этой неожиданной новостью.
— Да, умершей. Если бы племянникъ не былъ безпутный юноша, тетенька оставила бы ему въ наслдство 25, 000 фунтовъ стерлинговъ, — такъ, по крайней мр, сказано въ завщаніи, а я не имю основанія сомнваться въ его подлинности. Теперь же вы будете получать пожизненную ренту въ размр 1,500 фунтовъ стерлинговъ въ годъ. Но вдь и это, кажется, недурно, стало быть васъ все-таки можно поздравить.
— Еще бы, говорилъ Дикъ, и смясь, и рыдая въ одно и тоже время. — Значитъ, мы еще, съ Божьей помощью, успемъ изъ бдной маркизы сдлать ученую. Она будетъ ходить въ шелковыхъ платьяхъ, у нея будутъ лишнія деньжонки, не сойти мн съ этого мста…
XXX
Ничего не зная о происшествіяхъ, вполн правдиво переданныхъ нами въ послдней глав — ему даже не снилось, что подъ него подкапываются: дло велось въ большой тайн, съ цлью отнять у него всякую вовможность скрыться — Квильпъ благодушествовалъ въ своей холостой квартир, радуясь, что его козни увнчались полнйшимъ успхомъ. Онъ уже третій день сидлъ дома, сводя какіе-то счеты — занятіе, требующее уединенія и полнаго спокойствія.
Это было какъ разъ на другой девъ посл исповди Брасса, стало быть арестъ Квильпа былъ не за горами, но онъ и не подозрвалъ, что грозная туча уже нависла надъ его головой и готова сейчасъ разразиться: онъ былъ очень веселъ въ этотъ день. Когда разсчеты начинали ему надодать и онъ боялся, какъ бы слишкомъ усидчивое занятіе не отозвалось вредно на его драгоцнномъ здоровь, онъ принимался визжать, кричать, выть, словомъ, развлекался по-своему.
Ему, по обыкновенію, прислуживалъ Томъ. Онъ сидлъ на корточкахъ, по-лягушечьи, передъ огнемъ, и когда хозяинъ его отворачивался въ сторону, онъ передразнивалъ его, съ большимъ искусствомъ копируя его гримасы. Фигура стояла на своемъ мст. Все лицо ея было въ пятнахъ, выжженныхъ раскаленной кочергой, въ носу торчалъ большой гвоздь и, тмъ не мене, она продолжала улыбаться, какъ истый мученикъ, и своей кротостью вызывала новыя оскорбленія и пытки со стороны мучителя.
Погода стояла самая непривтливая: въ лучшихъ, возвышенныхъ частяхъ города было темно, сыро, холодно, на болотистой же пристани густой туманъ заполонилъ вс уголки. Въ двухъ шагахъ ничего не было видно; даже свтъ отъ разставленныхъ на рк маяковъ не могъ проникнуть сквозь эту пелену и, если бы не пронизывающая сырость, да повременамъ раздающійся крикъ боцмана, сбившагося съ пути, можно было бы и не подозрвать существованія по близости рки.
Хотя туманъ почти неподвижно стоялъ въ воздух, но онъ проникалъ всюду: сквозь шубу, сквозь платье, холодилъ самыя кости. Къ чему не притронься — все мокрое, липкое. Лишь огонь весело трещалъ и прыгалъ, не обращая на него вниманія. Въ такую погоду пріятно сидть дома, грясь у огня и слушая разсказы о путешественникахъ, заблудившихся во время тумана въ степи или на болот. Въ такую погоду мы больше, чмъ когда либо любимъ и цнимъ домашній очагь.
Мы уже знаемъ, что карликъ предпочиталъ и жить въ одиночеств, и наслаждаться въ одиночеств, когда на него нападалъ такой стихъ. Онъ былъ очень радъ, что дурная погода застала его дома, веллъ мальчику положить полную печку угольевъ и ршилъ, что на сегодня заниматься баста, будемъ веселиться.
Съ этой цлью онъ зажегъ цльныя свчи, размшалъ хорошенько огонь и, пообдавъ бифштексомъ, который приготовилъ самъ — въ род того, какъ дикіе и людоды приготовляютъ мясо — сварилъ огромную чашу пунша и закурилъ трубку, располагая весело провести вечеръ.
Вдругъ послышался легонькій стукъ въ дверь. Потомъ еще и еще разъ. Квильпъ отворилъ форточку, высунулъ голрву и спросилъ:
— Кто тамъ?
— Это я, Квильпъ, отвчалъ женскій голосъ.
— Вы? вскричалъ карликъ, вытягивая шею, чтобы лучше разглядть пришедшую. — А зачмъ вы сюда пришли? Кто вамъ позволилъ подходить къ жилищу людода, негодница вы этакая?
— Не сердитесь на меня, я пришла къ вамъ съ встями, говорила жена.
— Какія всти, хорошія или дурныя? Можетъ, такія, что отъ радости подпрыгнешь до потолка и щелкнешь пальцами? Ужъ не умерла ли милая старушка?
— Я не знаю, какія всти, хорошія или дурныя.
— А! стало быть она жива. Стало быть не о ней вдетъ рчь; ну, такъ уходите домой, уходите, зловщия птица.
— Къ вамъ есть письмо…
— Бросьте его въ окно и убирайтесь прочь, не то я самъ выйду и исцарапаю вамъ все лицо, перебилъ ее Квильпъ.
— Выслушайте меня, Квильпъ, прошу васъ, кротко, со слезами на глазахъ, молила жена.
— Ну, что тамъ? говорите, да живе, ворчалъ карликъ, злобно ухмыляясь.
— Это письмо принесъ къ намъ въ домъ какой-то мальчикъ сегодня посл обда. Онъ не зналъ, отъ кого оно: ему только велли снести его по адресу, чтобы его сейчасъ же отправили къ вамъ: письмо, молъ, очень важное. Ради Бога, Квильпъ, впустите меня въ комнату, взмолилась она, когда карликъ протянулъ руку, чтобы схватить письмо. — Я вся промокла и иззябла. Сколько разъ я сбивалась съ дороги, пробираясь къ вамъ въ туман. Даю вамъ слово, что какъ только просушу платъе и согрюсь, такъ и уйду.
Милый супрутъ колебался съ минуту, но, разсудивъ, что можетъ быть съ ней же придется послатъ отвтъ на письмо, заперъ окно, отворилъ дверь и приказалъ ей войти. Жена охотно повиновалась этому приказанію. Юркнукь въ комнату, она стала передъ печкой на колни, стараясь согрть окоченвщіе члены, и подала своему властелину пакетъ.
— Я очень радъ, что вы промокли, сказалъ карликъ, вырывая у нея изъ рукъ письмо и отвратительно косясь на нее, — я очень радъ, что вы иззябли, я очень радъ, что вы сбились съ дороги и что глаза у васъ красны отъ слезъ. Сердце мое ликуетъ, когда я гляжу на вашъ съежившійся носикъ.