Вотъ онъ длаетъ невообразимое усиліе, еще разъ всплываетъ наверхъ и бьетъ воду руками, стараясь удержаться на ней. Глаза его дико озираются, ищутъ, нельзя ли за что ухватиться. Онъ видитъ: близко, близко около него плыветъ что-то черное, онъ даже можетъ дотронуться до гладкой, скользкой поверхности: это кузовъ корабля. Теперь только бы погромче крикнуть. Но не усплъ онъ ротъ открытъ, какъ снова водоворотомъ его увлекло въ глубину, подъ киль судна, и затмъ ужъ на вод показался его трупъ.

Вода словно забавлялась имъ, играла какъ мячикомъ: то ударитъ о скользкую сваю, то запрячетъ въ грязи, или въ чащ водорослей, то швырнетъ со всего размаху на громадный камень, то потащитъ по песку. Вотъ какъ будто она и оставила его въ поко: пускай, молъ, плыветъ куда хочетъ, а сама такъ и манитъ въ сторону, пока наконецъ безобразная игрушка опротивла ей и она выкинула ее на низменный, болотистый берегъ, гд когда-то въ зимнюю ночь были повшены морскіе разбойники; и долго болтались ихъ трупы на вислицахъ, даже косточки поблли отъ солнца.

И вотъ трупъ лежитъ на этомъ ужасномъ берегу. Огненно-красное небо зловщимъ отблескомъ озаряетъ волны, только что несшіе трупъ на своихъ гребняхъ: лачуга; изъ которой незадолго передъ тмъ вышелъ человкъ, лежащій теперь бездыханно на берегу, объята пламенемъ. Пламя освщаетъ лицо мертвеца. Влажный втерокъ играетъ его волосами, вздуваетъ платье, словно смерть издвается надъ нимъ, какъ онъ всю жизнь издвался надъ другими: это зрлище пришлось бы ему по вкусу.

Перенесемся теперь на прелестную дачу Гарландовъ. Комнаты ярко освщены, камины разливаютъ вокругъ пріятную теплоту; везд оживленныя, веселыя лица, веселый говоръ. Кого-то ждутъ съ любовью въ сердц, со слезами радости на глазахъ. Навстрчу кому-то несутся искреннія, горячія привтствія. Ждутъ Кита, и онъ знаетъ это и спшитъ, боится, что умретъ, не увидвъ этого счастія.

Въ продолженіе цлаго дня его мало-по-малу подготовляли къ пріятному извстію. Сначала сказали, будто отмнено распоряженіе, и онъ не деть на слдующій день, вмст съ другими преступниками, въ ссылку. Потомъ сообщили, что у судей явилось сомнніе и они велли произвести новое слдствіе по его длу; а подъ вечеръ его привели въ какую-то комнату, гд собралось нсколько джентльменовъ. Отъ этой группы отдляется его хозяинъ, старикгь Гарландъ, подходитъ къ нему, протягиваетъ ему руку и объявляетъ, что судъ призналъ его невиновнымъ и возвращаетъ ему свободу. Китъ не видитъ того, кто ему говоритъ. Онъ только на голосъ поворачиваетъ голову, пытаясь что-то сказать, но тутъ же безъ чувствъ падаегъ на полъ.

Ему помогаютъ придти въ себя, уговариваютъ быть тверже, вынести радость, какъ подобаеть мужчин. Кто-то напомнилъ о его бдной матери: ради нея, молъ, слдуетъ крпиться, а онъ и не переставалъ о ней думать, оттого-то радостная всть и сломила его. Вс столпились около него, спшатъ сообщить, что истина вполн раскрыта и что не только вс горожане, но и окрестные жители выражаютъ горячее сочувствіе невинно пострадавшему. Но онъ ничего не слышитъ: вс его мысли дома. Знаетъ ли она объ этой радости? Кто ей передастъ: что она сказала? Вотъ вопросы, которые больше всего интересуютъ его въ настоящую минуту.

Его заставляютъ выпить немного вина, чтобы онъ оправился, собрался съ силами. Наконецъ, онъ уже въ состояніи слушать, что ему говорятъ, и благодаритъ всхъ за участіе. Онъ совершенно свободенъ. Старикъ Гарландъ говорить, что если онъ чувствуетъ себя лучше, они могутъ сейчасъ же хать домой. Вс джентльмены окружаютъ его, прдтягивають ему руки, длаютъ разныя общанія, предлагаютъ свое покровительство. Онъ опять разволновался, не можетъ слова сказать и едва держится на ногахъ, хотя и опирается на руку м-ра Гарланда.

Когда они проходятъ по мрачнымъ коридорамъ, дежурные сторожа тоже поздравляютъ его, хотя и по-своему, грубовато. Въ числ привтствующихъ попадается и любитель газетъ, но онъ какъ-то угрюмъ, поздравленія его не совсмъ искренно: онъ смотритъ на Кита, какъ на незванаго гостя, попавшаго въ тюрьму по фальшивому виду и пользовавшагося всми ея привилегіями, не имя на то никакого права. Можетъ быть онъ и прекрасный молодой человкъ, но тутъ ему не мсто, и чмъ скоре онъ уберется, тмъ лучше.

Наконецъ, за ними захлопывается послдняя дверь! Они уже за тюремной стной, на чистомъ воздух, на улиц, о которой онъ такъ часто мечталъ въ своей каморк, которую онъ не разъ видлъ во сн. Она кажется ему и шире, и многолюдне, чмъ прежде. Погода скверная, но ему все хорошо, потому что весело на душ. Одинъ изъ джентльменовъ, прощаясь съ нимъ, сунулъ ему въ руку нсколько серебряныхъ монетъ. Онъ не смотритъ на нихъ, не считаетъ, сколько тамъ денегъ, но, когда они уже прошли то мсто, гд прибита кружка въ пользу бдныхъ заключенныхъ, онъ поспшно возвращается назадъ и опускаетъ въ нее вс полученныя деньги.

Въ сосдней улиц ихъ ожидаетъ карета. Старикъ Гарландъ садится въ нее, приглашаетъ ссть и Кита и приказываетъ кучеру хать на дачу. Сначала они дутъ шагомъ. Туманъ ужаснйшій, поэтому впереди идутъ проводники съ зажженными факелами. Но по мр того, какъ они удаляются отъ рки и отъ центра города, они прибавляютъ шагу и уже не нуждаются въ освщеніи. Вотъ уже лошади бгутъ вскачь, а Киту все кажется, что он еле ноги передвигаютъ. Но когда они приближаются къ дач — уже виденъ домъ — онъ просить кучера попридержать лошадей, остановиться на минуту, чтобы ему можно было перевести духъ отъ волненія.

Однако, теперь не время останавливаться. М-ръ Гарландъ приказываетъ хать шибче, экипажъ минуетъ садовую калитку, възжаетъ въ аллейку и подкатываетъ къ крыльцу. За дверью раздаются шаги, голоса; вотъ она отворяется и Китъ бросается въ объятія матери.

Тутъ же, рядомъ съ ней, стоитъ и мать Барбары. Добрйшая душа! Она и теперь держитъ на рукахъ малютку: можно подумать, что она не спускала его съ рукъ съ тхъ поръ, какъ она прощалась съ Китомъ у тюремной ршетки, не имя ни малйшей надежды на его скорое возвращеніе, и плачетъ, плачетъ навзрыдъ. И Барбара здсь: бдняжка похудла, поблднла за это время; она дрожитъ, какъ листъ, опираясь о стнку. Вышла встртить Кита и старушка барыня — она еще миле, еще привтливе, чмъ обыкновенно. Съ ней, отъ волненія, длается дурно, но за суетой никто этого не видитъ, никто не спшить къ ней на помощь. Вышелъ и м-ръ Абелъ — онъ усиленно сморкается и готовъ расцловать всхъ и каждаго. А жилецъ Брасса неугомонно порхаетъ отъ одного къ другому. Что же касается милаго, добраго, любящаго Яши — онъ сидитъ внизу, на ступенькахъ, и, опершись по-стариковски ручками о колни, реветъ во все горло, не безпокоя этимъ ршительно никого. Словомъ, вс на-время потеряли разсудокъ, вс сумасшествуютъ.