— Ну вотъ я и здсь, а какой изъ этого толкъ? все равно, если бы я былъ въ 20 миляхъ отсюда, разсуждалъ про себя Китъ, пробираясь къ незанятой скамь, противъ той, гд сидла его мать. — Подойти къ ней нельзя, а такъ она, пожалуй, просидитъ до самаго конца, а время идетъ. Хоть бы онъ замолчалъ на минуту, или хоть бы они запли, что ли!

Къ сожалнію, нельзя было разсчитывать ни на то, ни на другое. Проповдникъ объявилъ своимъ слушателямъ, что онъ не кончить проповди, пока не убдитъ своей паствы. Если бы ему удалось хоть на половину исполнить свое намреніе, то и на это потребовалось бы не мене двухъ часовъ.

Не зная, что длать, Китъ сталъ съ безпокойствомъ оглядывать часовню и вдругъ… онъ увидлъ, какъ бы вы думали, кого? самого Квильпа. Тотъ смиренно сидлъ на маленькой скамейк противъ каедры.

Ужъ не примерещилось ли ему? онъ усиленно теръ глаза, но видніе не исчезало: Квильпъ сидлъ на томъ же мст, сложивъ руки на колняхъ. Шляпа его лежала на подставк. На его грязномъ лиц блуждала обычная усмшка, глаза были устремлены къ потолку. Онъ ни разу не взглянулъ ни на Кита, ни на его мать, какъ будто и не подозрвалъ ихъ присутствія; но Китъ чувствовалъ, что все его вниманіе обращено исключительно на нихъ.

Какъ не велико было его изумленіе при вид карлика въ такомъ неподходящемъ для него мст — его начинало мучить предчувствіе, что это не къ добру — ему некогда было предаваться размышленіямъ: ночь приближалась и надо было непремнно вызвать мать изъ часовни. Улучивъ минуту, когда Яша снова раскрылъ глаза, онъ чихнулъ, разсчитывая этимъ привлечь его вниманіе, и сдлалъ ему знакъ, чтобъ онъ разбудилъ матъ.

Какъ на зло, въ эту самую минуту ораторъ, съ жаромъ развивавшій какой-то тезисъ своей проповди, перегнулся всмъ корпусомъ черезъ каедру и, неистово жестикулируя правой рукой, впился глазами въ маленькаго Яшу — такъ по крайней мр казалось ребенку — словно угрожая напасть на него, не въ переносномъ, а въ буквальномъ смысл слова — если онъ пошевельнетъ хоть однимъ мускуломъ. Бдный мальчикъ сидлъ ни живъ, ни мертвъ: онъ не въ состояніи былъ двинуться съ мста, хотя и замтилъ, что Китъ длаетъ ему знаки. Онъ и заревлъ бы, да боялся пастора и, какъ очарованный, глядлъ на него во вс глаза.

— Нечего длать, надо идти напроломъ, ршилъ Китъ. Онъ тихонько подошелъ къ матери и, схватилъ малютку «за шивороть», какъ сказалъ бы Дикъ, если бы былъ свидтелемъ этой сцены.

— Тс! мама, или за мной, мн надо теб что-то сказать, шепнулъ онъ ей.

— Гд я? спрашивала м-съ Неббльзъ, пробуждаясь отъ сна.

— Все въ этой же благословенной молельн, угрюмо проворчалъ сынъ.

— И правда, что благословенная! если бы ты зналъ, Китъ, какая назидательная проповдь!

— Знаю, знаю; выйдемъ отсюда поскоре, да говори потише, а то вс на насъ смотрятъ. Возьми Яшу за руку и идемъ.

— Стой, сатана, стой! вдругъ прогремло съ каедры.

— Пасторъ приказываетъ теб остановиться, шепнула мать.

— Стой, сатана, стой! раздалось еще громче. — Не искушай женщины, внемлющей теб, и слушай гласа того, кто взываетъ къ теб! Смотрите, онъ уноситъ агнца изъ стада! неистово закричалъ проповдникъ, указывая на младенца, котораго несъ Китъ. — Онъ уноситъ драгоцннаго агнца. Онъ тутъ бродитъ, какъ волкъ въ нощной тиши, и соблазняетъ нжныхъ агнцевъ!

Китъ былъ самаго миролюбиваго характера, но и его это воззваніе вывело изъ себя. Къ тому же, онъ волновался, боясь, что опоздаетъ и не исполнитъ въ точности даннаго общанія. Онъ повернулся всмъ тломъ къ пастору и громко сказалъ:

— Неправда, никакого агнца я не уношу. Это мой братъ.

— Это мой братъ! кричалъ пасторъ.

— И не думаетъ быть! съ негодованіемъ возразилъ Китъ. — Съ чего это вы взяли и съ какой стати вы мн даете такія названія? Что я вамъ сдлалъ? Будьте уврены, что если бы не крайняя необходимость, я бы не увелъ ихъ отсюда; а кабы вы не вмшались, мы бы ушли потихоньку, безъ всякаго скавдала. Можете ругать сатану сколько вашей душ угодно, меня только оставьте въ поко.

Съ этими словами онъ вышелъ изъ часовни. За нимъ послдовала и мать съ Яшей. Очутившись на свжемъ воздух, онъ отрезвился отъ волненія и у него осталось лишь смутное воспоминаніе о молельщикахъ, проснувшихся отъ криковъ проповдника и удивленно озиравшихся вокругъ, и о Квильп, не сводившемъ глазъ съ потолка, словно онъ и взаправду не слышалъ и не видлъ того, что происходило передъ его глазами.

— Ахъ, Китъ, что ты надлалъ! теперь хоть и глазъ не кажи въ эту часовню, жаловалась мать, поднося платокъ къ глазамъ.

— Тмъ лучше, я буду очень радъ. Скажи на милость, что дурного въ томъ, что мы немного повеселились въ прошлую ночь, и почему ты нашла необходимымъ идти на другой день въ молельню каяться передъ этимъ чудакомъ? Мн, право, стыдно за тебя, мама!

— Что ты, сынокъ, ты самъ не знаешъ, что говоришь. Грхъ, тяжкій грхъ!

— Отлично знаю, что говорю. Никогда я не говорю, что гршно веселиться и быть въ хорошемъ расположеніи духа, и что грхъ носитъ воротнички, какъ проповдуютъ эти чудаки, которые считаютъ себя праведниками потому, что обходятся безъ нихъ. Ну, хорошо, я не буду больше объ этомъ говорить, если ты только перестанешь плакать. Мы вотъ какъ сдлаемъ: ты возьмешь на руки маленькаго — онъ будетъ полегче — а я понесу Яшу, намъ надо торопиться, — я дорогой скажу теб новость, которой ты никакъ не ожидаешь. Вотъ такъ-то лучше! Теперь ты совсмъ другой человкъ. Никто не скажетъ, что ты только что была въ часовн, и я надюсь, что ты ужъ больше никогда туда не заглянешь. На, бери ребенка, а ты, Яша, ползай ко мн на спину, держи меня крпко за шею и слушай, что я теб скажу, Яша: если когда нибудь какой нибудь пасторъ, въ род этого, назоветъ тебя или твоего братишку агнцемъ, скажи: и слава Богу! Пусть, молъ, почаще говоритъ такую правду и прибавь еще, что если бы онъ самъ былъ больше похожъ на агнца, чмъ на мятную подливку [1] , не былъ бы такимъ дкимъ и кислымъ, — для всхъ было бы гораздо лучше. Такъ ты ему и скажи, Яша.

Своей полушутливой, полусерьезной болтовней Китъ развеселилъ и мать, и дтей, и самого себя, и онъ достигъ этого очень просто: сказалъ себ, что надо быть веселымъ, и только. Дорогой онъ разсказалъ матери о своемъ разговор съ незнакомцемъ въ контор нотаріуса, вслдствіе котораго и долженъ былъ, волей-неволей, прервать торжественную проповдь въ молельн.

М-съ Неббльзъ порядкомъ струсила, когда узнала, чего отъ нея ожидаютъ. У нея голова кругомъ пошла: съ одной стороны — неслыханная честь проздиться въ почтовой карет; съ другой — на кого-жъ оставить дтей? Кром того, блье, какъ нарочно, въ стирк; въ ея гардероб кое-чего не хватаетъ. Но все это, по увренію Кита, пустяки въ сравненіи съ тмъ счастіемъ, которое ей предстояло — увидть миссъ Нелли и привезти ее съ такимъ почетомъ домой.