Когда она приблизилась къ нимъ, ее словно любопытство подстрекнуло посмотрть на людей, сидвшихъ у костра. Одна изъ фигуръ, отчетливо обрисовывшаяся на ярко пылавшемъ огн, заставила ее остановиться, но она постаралась уврить себя, что это не можетъ быть онъ, что ей такъ только показалось, и пошла дальше.

Въ эту самую минуту у костра возобновился прерванный на-время разговоръ. Словъ-то она не слыхала, но. голосъ одного изъ говорившихъ былъ ей до того знакомъ, что она снова остановилась, какъ вкопаная.

Она обернулась и опять взглянула по ваправленію къ костру: сидвшая у огня фигура, которая ее такъ поразила, поднялась во весь ростъ и оперлась обими руками на палку. И поза эта была ей очень знакома: это былъ никто иной, какъ ея ддушка.

Она уже готова была его окликнуть, но удержалась. Ей очень хотлось знать, кто его товарищи, и для чего они тутъ собрались. Чуя что-то недоброе, она ршилась подслушать ихъ разговоръ, и чтобы не быть ими замченной, подкралась вдоль изгороди и, спрятавшись подъ деревьями въ нсколькихъ шагахъ отъ костра, видла и слышала все, что тамъ творилось.

Начать съ того, что, къ ея удивленію, здсь не было ни женщинъ, ни дтей — во время своихъ странствованій съ ддушкой она неоднократно имла случай познакомиться съ многочисленными цыганскими таборами — да и цыганъ-то всего былъ одинъ, здоровенный, рослый дтина. Прислонившись къ дереву и скрестивъ руки на груди, онъ тосмотрлъ на огонь, то бросалъ изъ-подъ своихъ черныхъ рсницъ любопытные взгляды на трехъ человкъ, разговаривавшихъ у костра, стараясь скрыть отъ нихъ, что съ любопытствомъ прислушивается къ ихъ рчамъ. A разговаривавшіе были: ея ддушка, да т два партнера, съ которыми онъ игралъ въ карты въ ту достопамятную ночь; словомъ сказать, извстный намъ Исаакъ Листъ и его суровый товарищъ. Въ маленькой, низенькой цыганской палатк, повидимому, не было ни души.

— Ну, что-жъ вы не идете? спросилъ суровый партнеръ — онъ лежалъ развалившись на трав — заглядывая старику въ лицо. — Вы сейчасъ такъ спшилиі Идите, если хотите, никто васъ не удерживаетъ.

— Не мучь его, онъ не желалъ тебя обидть, вступился Исаакъ Листъ.

Сидя на корточкахъ, какъ лягушка, онъ страшно косился, поворачивая голову къ собесдникамъ.

— Вы меня обираете, я черезъ васъ сталъ нищимъ и вы же потешаетесь надо мнойі Вы меня съ ума сведете! жаловался старикъ, обращаясь то къ одному, то къ другому.

Контрастъ между слабымъ, беззащитнымъ старикомъ и разбойниками-шулерами, къ которымъ онъ попалъ въ руки, былъ такъ поразителенъ, что у двочки сердце защемило отъ жалости. Но она ршилась выслдить все до конца, не пропустить ни одного слова, ни одного взгляда.

— Что вы хотите этимъ сказать, чортъ возьми? произнесъ здоровякъ, приподнимаясь на локоть и обращаясь къ старику. — Вы черезъ насъ стали нищимъ! Да вы насъ сдлали бы нищими, если бы могли. Вотъ такъ-то всегда съ этими жалкими, ничтожными игроками, которые только хныкать умютъ. Когда вы проигрываете, вы считаете себя мучениками; а когда выигрываете, такъ не считаете мучениками тхъ, кто вамъ проигрываетъ; и что это значитъ «вы меня обираете»? Будь я проклятъ, если я вамъ позволю говоритъ мн такія вещи!

Туть онъ опять растянулся на земл и раза два лягнулъ ногой, чтобы показать, какъ онъ взбшенъ. Въ сущности все это была комедія, которую они съ какой-то цлью разыгрывали сообща: этотъ взялъ на себя роль грубіяна, а товарищъ его — примирителя. Они открыто переглядывались другъ съ другомъ и съ цыганомъ, и только старикъ, по слабости своей, ничего не видлъ и не слышалъ. Цыганъ выражалъ свое полное одобреніе этой милой забав, поминутно скаля блые зубы.

— Да вы сами только что говорили о грабеж! Что-жъ вы на меня нападаете? сказалъ старикъ упавшимъ голосомъ.

— Такъ не своихъ же грабить! Надобно, сударь, честь знать между… между порядочными людьми.

Онъ чуть было не выдалъ себя неумстнымъ словцомъ.

— Да ну же, перестань ему надодать, Джауль! опять вступился Исаакъ Листъ. — Онъ и такъ раскаивается, разв не видишь, что у него нечаянно сорвалось съ языка? Говори же, Джауль, говори. Ты что-то еще хотлъ сказать, упрашивалъ онъ товарища.

— Я, просто-напросто, считаю себя дуракомъ, якобы горячился тотъ. — Теряю время на совты, зная заране, что на нихъ не обратятъ вниманія и меня же еще выругаютъ. Да ужъ мн, видно, такъ на роду написано. Уроки мн впрокъ нейдутъ. Вотъ что значитъ имть горячее сердце!

— Да я-жъ теб говорю, онъ самъ жалетъ, что сказалъ; онъ самъ не прочь, чтобы ты докончилъ то, что началъ говорить.

— Въ самомъ дл? онъ хочетъ, чтобъ я продолжалъ?

— Да, да, хочу, — простоналъ старикъ, опускаясь на землю и раскачиваясь взадъ и впередъ. — Говорите, говорите; все равно я долженъ уступить. Я не въ силахъ бороться.

— Ну же-съ, такъ я продолжаю съ того мста, гд остановился, когда вы вдругъ вскочили и хотли уйти. Если вы уврены, что фортуна повернулась къ вамъ лицомъ, — какъ оно и есть на самомъ дл, - а у васъ нтъ денетъ, чтобы продолжать игру, что тоже врно: вашъ кошелекъ почти всегда пустъ — воспользуйтесь тмъ, что сама судьба кладетъ вамъ въ руки. Возьмите взаймы эти деньги, а когда будете въ состояніи, отдадите обратно.