Тихое уединение Дингли-Делла, присутствие стольких особ прекрасного пола и участие, которое они выражали раненому, благоприятствовали тому, что нежные чувства, заложенные в груди мистера Тапмена природой и теперь сосредоточившиеся на одном милом объекте, росли и развивались. Молодые девушки были милы, приветливы, но они не могли обладать ни тем выражением достоинства, ни той величавостью, которые в глазах мистера Тапмена отличали девствующую тетушку от других женщин. Было очевидно, что души их соединяло какое-то таинственное сродство. Ее имя было первым словом, сорвавшимся с уст мистера Тапмена, когда он лежал раненый на траве; а ее истерический смех был первым звуком, поразившим его слух, когда его привели домой. Но было ли это волнение вызвано той милой чуткостью женского сердца, в котором нашелся бы отклик для всякого, или же оно коренилось в чувстве более глубоком и пылком, которое лишь один-единственный человек среди смертных мог пробудить в ее сердце? Таковы были сомнения, терзавшие мистера Тапмена, когда он лежал на диване; он решил покончить с ними раз и навсегда.

Был вечер. Изабелла и Эмили гуляли с мистером Трандлем, глухая леди уснула в кресле, а из окон кухни доносился монотонный храп толстого Джо. Таким образом, парочка была предоставлена самой себе и сидела в гостиной.

— Я позабыла о моих цветах! — сказала девствующая тетушка.

— Полейте их теперь, — с большой убедительностью посоветовал мистер Тапмен.

— Но вы можете простудиться на вечернем воздухе, — прошептала она нежно.

— Нет, нет! — воскликнул мистер Тапмен. — Для меня это будет полезно. Позвольте мне сопровождать вас.

Леди поправила перевязь, на которой покоилась левая рука кавалера, и повела его в сад.

В отдаленном углу сада находилась беседка, заросшая жимолостью, жасмином и вьющимися растениями, — один из тех прелестных приютов, которые воздвигаются гуманными людьми для удобства пауков.

Девствующая тетушка взяла большую красную лейку, лежавшую в углу, и собиралась выйти из беседки. Мистер Тапмен удержал ее и усадил рядом с собою.

— Мисс Уордль! — вздохнул он.

Тетушка дрожала так сильно, что случайно попавшие в лейку камешки дребезжали, как в детской погремушке.

— Мисс Уордль, — сказал мистер Тапмен, — вы — ангел!

— Мистер Тапмен! — воскликнула Рейчел, уподобляясь по цвету собственной лейке.

— Да, да! — повторил красноречивый пиквикист. — Я испытал и знаю это слишком хорошо. — Мистер Тапмен жал руку, которая сжимала ручку счастливой лейки.

— Мужчины такие обманщики! — прошептала она.

— Да, да, — воскликнул мистер Тапмен, — но не все. Есть одно, по крайней мере, существо, которое никогда не может изменить... одно существо, которое было бы радо посвятить всю свою жизнь вашему счастью... которое живет только вашим взглядом... которое дышит только вашей улыбкою... которое несет тяжелое бремя существования только для вас.

— Если бы можно было найти такого человека...

— Но его можно найти, — прервал пылкий мистер Тапмен. — Он здесь, мисс Уордль! — И, прежде чем тетушка успела угадать его намерения, мистер Тапмен упал перед нею на колени.

— Мистер Тапмен, встаньте! — вскричала Рейчел.

— Никогда! — последовал доблестный ответ. — О, Рейчел, скажите, что вы любите меня.

— Мистер Тапмен, — сказала девствующая тетушка, — я едва осмеливаюсь произнести, но... но... я не отношусь к вам с полным равнодушием.

Едва услышав это признание, мистер Тапмен поспешил сделать то, что внушала ему его пылкая страсть. Он стремительно обнял тетушку и запечатлел на ее устах несколько поцелуев. После требуемого приличием сопротивления она принимала поцелуи мистера Тапмена так спокойно, что неизвестно, сколько он отсчитал бы их, если бы дама вдруг не вздрогнула и не прошептала с испугом:

— Мистер Тапмен, за нами наблюдают!

Мистер Тапмен оглянулся. Перед беседкой совершенно неподвижно стоял жирный парень, уставя большие круглые глаза на парочку. На лице его и величайший физиономист не мог бы уловить ни малейшего выражения любопытства, удивления или какого бы то ни было чувства, способного волновать сердце человеческое. И чем больше всматривался мистер Тапмен в его лицо, тем больше убеждался, что парень не видел или не понял того, что произошло. Сделав такое заключение, мистер Тапмен с твердостью спросил толстяка:

— Что вам нужно здесь, сэр?

— Ужин подан, сэр, — отвечал Джо без малейшего смущения.

— Вы только сейчас пришли, сэр? — осведомился мистер Тапмен, пронизывая его взглядом.

— Только сейчас, сэр.

Мистер Тапмен взял тетушку под руку и повел ее в дом; толстяк плелся за ними.

— Он ничего не заметил, — прошептал мистер Тапмен.

— Ничего, — сказала тетушка.

Позади них раздался какой-то звук, похожий на подавленный смешок. Мистер Тапмен круто обернулся. Нет, это не мог быть Джо: в его физиономии не было и намека на веселость, она не выражала ничего, кроме сытости.

— Наверное, он видит сон, — прошептал мистер Тапмен.

— В этом нет никакого сомнения, — ответила тетушка.

Они оба от души рассмеялись.

Но мистер Тапмен ошибся. На этот раз толстый парень видел вовсе не сон.

За ужином никто не пробовал завязать общей беседы. Старая леди ушла спать; Изабелла Уордль занималась исключительно мистером Трандлем; все внимание тетушки было сосредоточено на мистере Тапмене; а мысли Эмили, казалось, были поглощены каким-то далеким предметом, — может быть, они были около отсутствовавшего мистера Снодграсса.