В ответ мистер Пиквик открыл дверь в коридор и отрывисто крикнул:

— Тапмен, подите сюда!

Мистер Тапмен тотчас явился с выражением крайнего изумления.

— Тапмен, — обратился к нему мистер Пиквик, — тайна весьма деликатного свойства, касающаяся этой леди, вызвала столкновение между этим джентльменом и мною. Объявляю в вашем присутствии, что эта тайна не имеет ни малейшего отношения ни к этому джентльмену, ни к его делам. Но если он выразит сомнение в правдивости моих слов, то таковое сомнение я должен буду принять за личную обиду.

Достоинство, с которым держался мистер Пиквик, вкупе с силою и выразительностью его речи могли бы убедить всякого человека в здравом рассудке, но, к несчастью, в этот момент рассудок мистера Питера Магнуса был каким угодно, только не здравым. Охваченный яростью, он метался по комнате, ерошил волосы и потрясал кулаком перед добродушнейшей физиономией мистера Пиквика.

Дело кончилось тем, что мистер Питер Магнус объявил мистеру Пиквику, что тот о нем еще услышит, на что мистер Пиквик с похвальной вежливостью ответил, что чем скорее он услышит о нем, тем лучше, вслед за чем леди средних лет в ужасе выбежала из комнаты, мистер Тапмен увлек за собой мистера Пиквика, а мистер Питер Магнус был предоставлен самому себе и своим думам.

Если бы леди средних лет вращалась в обществе или хотя бы была знакома с нравами и обычаями тех, кто составляет законы и устанавливает моды, она бы знала, что такого рода ожесточение — самая безобидная вещь в природе; но так как она жила, по большей части, в провинции и никогда не читала отчетов о парламентских прениях, то плохо разбиралась в подобных тонкостях цивилизованной жизни. Добравшись до своей комнаты, она принялась размышлять о сцене, свидетельницей которой оказалась, и ее воображению представились самые ужасные картины кровопролития и смертоубийства. Среди этих картин далеко не самой страшной был лежачий портрет мистера Питера Магнуса с изрешеченной пулями грудью, несомого домой на носилках. Чем больше размышляла леди средних лет, тем жутче ей становилось, и наконец она решила отправиться к главному городскому судье с просьбой, чтобы он безотлагательно задержал мистера Пиквика и мистера Тапмена.

К этому решению леди средних лет была приведена рядом соображений, главным из коих являлось то, что она тем самым даст неопровержимое доказательство своей преданности мистеру Питеру Магнусу. Обуреваемая такими мыслями, она надела капор и отправилась прямо к дому мэра.

В то утро Джордж Напкинс, эсквайр, мэр города Ипсуича, находился в состоянии крайнего возбуждения и раздражения, потому что в городе произошел бунт: ученики самой большой школы составили заговор с целью разбить окна нелюбимого торговца яблоками, освистали бидла, забросали камнями констебля — пожилого джентльмена в сапогах с отворотами, вызванного для подавления мятежа, — джентльмена, являвшегося блюстителем порядка по крайней мере полстолетия. Мистер Напкинс сидел в кресле и, кипя негодованием, величественно хмурил брови, когда ему доложили, что его желает видеть леди по неотложному, приватному и чрезвычайному делу. Мистер Напкинс принял грозно-ледяной вид и приказал впустить леди, каковое приказание, подобно всем распоряжениям монархов, судей и других могучих земных владык, было тотчас же исполнено, и мисс Уидерфилд, восхитительно взволнованная, была введена.

— Мазль! — позвал мэр.

Явился малорослый слуга, с длинным туловищем и короткими ногами.

— Подайте кресло и ступайте вон... Теперь, сударыня, потрудитесь изложить ваше дело.

— Дело очень тягостного свойства, сэр, — сказала мисс Уидерфилд, — боюсь, что здесь произойдет дуэль.

— Здесь, сударыня?.. Где — здесь?

— В Ипсуиче.

— В Ипсуиче? Дуэль в Ипсуиче, сударыня? — вскричал пораженный ужасом мэр. — Невозможно, сударыня! Я в этом убежден! Боже великий! Да известна ли вам, сударыня, неусыпная бдительность здешних властей? Не довелось ли вам слышать, сударыня, как четвертого мая, в сопровождении всего шестидесяти специальных констеблей, я, рискуя пасть жертвою разъяренной толпы, ворвался на ринг и прекратил кулачное состязание между мидлсекским Дамплингом и саффолкским Бентамом? Дуэль в Ипсуиче, сударыня! Не думаю, чтобы кто-либо осмелился нарушить мир в этом городе!

— Но то, что я говорю, к сожалению, правда, — сказала леди средних лет. — Я сама была свидетельницей ссоры.

— Это совершенно необычное дело! — воскликнул мэр. — Мазль!

— Слушаю, ваша милость.

— Пошлите ко мне Джинкса, сию же минуту!

Мазль исчез, и бледный, остроносый, полуголодный немолодой клерк вошел в комнату.

— Мистер Джинкс, — сказал мэр, — эта леди сообщила нам о дуэли, которая затевается в городе.

Мистер Джинкс раболепно улыбнулся.

— Чему вы смеетесь, мистер Джинкс? — спросил мэр.

Мистер Джинкс мгновенно принял серьезный вид.

— Мистер Джинкс, вы болван! — сказал мэр.

Мистер Джинкс покорно взглянул на великого человека и закусил кончик пера.

— Что смешного в этой информации, сэр?

Изголодавшийся клерк вздохнул и, получив приказание запротоколировать показания леди, начал писать.

— Этот Пиквик и есть главный зачинщик, насколько я понимаю, — проговорил мэр, когда протокол был составлен.

— Да, сэр, — подтвердила леди средних лет.

— А другой нарушитель порядка — как его фамилия, мистер Джинкс?

— Тапмен, сэр.

— Тапмен — секундант?

— Да.

— И вы говорите, что другой противник покинул город?

— Да, сэр, — ответила дама, откашливаясь.

— Прекрасно! Эти два лондонских головореза забрались сюда, чтобы уничтожать подданных его величества, воображая, что вдали от столицы рука правосудия слабее. Подготовьте предписания на арест, мистер Джинкс. Мазль!

— Здесь, ваша милость.

— Граммер внизу?