— Вы можете приказывать все, что вам угодно, сэр, — продолжал мистер Пиквик, — и я не сомневаюсь, что будет исполнено все, что бы вы ни приказали, сэр, но тем не менее я позволю себе, сэр, настаивать на своем праве быть выслушанным, пока меня не вывели отсюда силой.

— Пиквик и принцип! — громко воскликнул мистер Уэллер.

— Сэм, успокойтесь! — сказал мистер Пиквик.

— Нем, как продранный барабан, сэр, — отозвался Сэм.

Мистер Напкинс, пораженный такой необычайной дерзостью, по-видимому, готов был дать мистеру Пиквику суровый ответ, но в это время мистер Джинкс дернул его за рукав и стал ему что-то шептать.

Мэр с видимой неохотой внял убеждениям, обернулся к мистеру Пиквику и спросил:

— Что вы хотите сказать?

— Прежде всего, — начал мистер Пиквик, метнув сквозь очки такой взгляд, что даже мистер Напкинс дрогнул, — прежде всего, я желаю знать, на каком основании привели сюда меня и моего друга?

— Обязан я отвечать ему? — шепотом спросил мэр у Джинкса.

— Я думаю, что обязаны, сэр, — ответил тот.

— Мне донесли, что вы собираетесь драться на дуэли и что другой арестованный, Тапмен, — ваш сообщник и подстрекатель. На этом основании... так, мистер Джинкс?

— Разумеется, сэр!

— На этом основании я возлагаю на вас обязательство... Ведь формула такова, мистер Джинкс?

— Разумеется, сэр.

— Обязательство... какое, мистер Джинкс? — спросил мэр с раздражением.

— Представить поручительство, сэр.

— Да, на этом основании я возлагаю на вас обязательство, — как я хотел сказать, когда меня перебил мой клерк, — представить поручительство...

— Надежное поручительство, — прошептал клерк.

— Я требую надежных поручителей, — сказал мэр.

— Из жителей этого города, — шептал Джинкс.

— Которые должны быть жителями этого города, — продолжал мэр.

— С обеспечением по пятьдесят фунтов, — шептал Джинкс, — и домовладельцы, конечно.

— Я требую два поручительства, обеспеченные пятьюдесятью фунтами каждое, — произнес мэр громко и с большим достоинством, — и от домовладельцев, конечно.

— Но, боже мой, сэр! — воскликнул мистер Пиквик. — Мы здесь люди совершенно чужие. У меня здесь нет знакомых домовладельцев, равно как нет ни малейшего желания драться на дуэли.

— Возможно, — сказал мэр, — возможно... Не так ли, мистер Джинкс?

— Разумеется, сэр.

— Что вы имеете еще сказать? — спросил мэр.

Мистер Пиквик имел сказать весьма многое, что он, без сомнения, высказал бы, но далеко не к своей собственной выгоде и не к удовольствию мэра, если бы в этот самый момент Сэм Уэллер не оттянул его в сторону и не завел с ним серьезного разговора, который так заинтересовал мистера Пиквика, что вопрос мэра даже не достиг его слуха. Мистер Напкинс не принадлежал к числу людей, способных повторять такого рода вопросы, и посему, вновь откашлявшись, он произнес свой приговор, в то время как констебли с почтением и восхищением ему внимали.

Он приговаривал Уэллера к уплате штрафа в два фунта за первое оскорбление действием и в три — за второе. Он приговаривал Уинкля к уплате штрафа в два фунта и Снодграсса — в один фунт и сверх того обязывал их дать собственноручную подписку, что не будут нарушать покоя ни одного из подданных его величества вообще и в частности его верноподданного слуги Дэниела Граммера. Пиквика и Тапмена он уже обязал представить поручительства.

Как только мэр умолк, мистер Пиквик, лицо которого сияло добродушной улыбкой, подошел к нему и сказал:

— Прошу прощенья, но не могли бы вы уделить мне несколько минут для приватного разговора о предмете, для вас чрезвычайно важном?

— Что? — удивился мэр.

Мистер Пиквик повторил свою просьбу.

— В высшей степени необыкновенное требование! — вскричал мэр. — Приватный разговор?

— Приватный разговор, — твердо повторил мистер Пиквик, — но так как то, что я нахожу нужным сообщить вам, я узнал от своего слуги, то я желал бы, чтобы и он присутствовал при беседе.

Мэр взглянул на Джинкса, мистер Джинкс взглянул на мэра, констебли изумленно переглянулись. Мистер Напкинс внезапно побледнел. Может быть, этот Уэллер в приступе раскаяния хочет разоблачить тайный заговор против его жизни? Мэра объял ужас. Ведь он был фигурой общественной, и он стал еще бледнее, когда вспомнил о Юлии Цезаре и мистере Персевеле.

Мистер Напкинс сделал мистеру Джинксу знак, чтобы тот подошел.

— Что вы думаете об этой просьбе, мистер Джинкс? — прошептал мистер Напкинс.

Мистер Джинкс, который и сам не знал, что думать, слабо улыбнулся, скривил губы и медленно покачал головой.

— Мистер Джинкс, вы осел! — серьезно и важно произнес мэр.

На это лаконично выраженное суждение мистер Джинкс улыбнулся еще слабее и бочком удалился в свой угол.

Мистер Напкинс несколько секунд обдумывал вопрос самостоятельно, затем встал и провел мистера Пиквика и Сэма в соседнюю маленькую комнату. Здесь он предложил мистеру Пиквику отойти к дальней стене, а сам остался у полуотворенной двери, чтобы иметь возможность, при малейшем поползновении к враждебным действиям, сразу же обратиться в бегство.