Мистер Пиквик и его последователи встали как один.

— Что означает это грубое вторжение в мое приватное помещение? — сказал мистер Пиквик.

— Кто смеет меня арестовать? — сказал мистер Тапмен.

— Что вам здесь нужно, мерзавцы? — сказал мистер Снодграсс.

Мистер Уинкль ничего не сказал, но устремил на Граммера такой взгляд, что если бы сей джентльмен имел чуть менее крепкий лоб, его мозг был бы пронзен. Однако при существующем положении вещей это не произвело на него заметного действия.

Когда представители исполнительной власти увидели, что мистер Пиквик и его друзья намерены оказать сопротивление закону, они весьма выразительно засучили рукава своих сюртуков. Эта демонстрация не ускользнула от наблюдательного ока мистера Пиквика. Посовещавшись с мистером Тапменом, он объявил, что согласен идти к мэру, только просит присутствующих учесть его твердое намерение жаловаться на это чудовищное нарушение его привилегий англичанина.

Но, кроме того, невзирая на все свое уважение к законным властям, мистер Пиквик решительно протестовал против появления на улице под охраною полиции. Мистер Граммер, принимая во внимание неспокойствие в городе (школьники еще не разошлись по домам), столь же решительно протестовал против того, чтобы, взяв с мистера Пиквика слово, что тот направится прямо к мэру, идти по противоположной стороне улицы. Спор разгорался, и неизвестно, чем бы он кончился, если бы кто-то из служащих гостиницы не вспомнил, что у них во дворе стоит старый портшез, сооруженный когда-то для богатого, страдавшего подагрою джентльмена и способный вместить мистера Пиквика и мистера Тапмена. Портшез был принесен; мистер Пиквик и мистер Тапмен втиснулись в него и опустили шторки; спешно были найдены носильщики, и шествие тронулось в строгом порядке. Констебли окружили портшез; впереди торжественно выступали мистер Граммер и мистер Дабли; мистер Снодграсс и мистер Уинкль, рука об руку, следовали сзади; ипсуичские зеваки составляли арьергард.

Мистер Уэллер, в своей утренней тужурке с черными коленкоровыми рукавами, возвращался в довольно унылом расположении духа после бесплодного созерцания таинственного дома с зеленой калиткой, как вдруг, подняв глаза, увидел толпу, запрудившую улицу и окружавшую предмет, весьма напоминавший портшез. Он остановился поглазеть на процессию и, убедившись, что народ улюлюкает исключительно для собственного увеселения, тотчас принялся орать вместе со всеми.

Проследовал мистер Граммер, проследовал мистер Дабли, проследовал портшез, проследовал отряд охраны, а Сэм все еще вторил восторженным кликам толпы и размахивал шляпой, словно в порыве безумного ликованья, как вдруг он замер на месте при неожиданном появлении мистера Снодграсса и мистера Уинкля.

— Что случилось, джентльмены? — прокричал он. — Кого это они засадили в эту похоронную будку?

Оба джентльмена ответили в один голос, но их слова потонули в шуме.

— Кого? — переспросил Сэм.

Ему опять был дан единогласный ответ, и на сей раз Сэм по движению двух пар губ понял, что произнесено магическое слово: «Пиквик». Этого было достаточно. В одну минуту мистер Уэллер проложил себе дорогу в толпе, остановил носильщиков и предстал перед мистером Граммером.

— Эй, старче! — сказал Сэм. — Кого вы запрятали в это сооружение?

— Назад! — взревел мистер Граммер, которому популярность еще придала важности.

— Дайте ему хорошенько, — посоветовал мистер Дабли.

— Очень вам признателен за внимание к моей персоне, — ответил Сэм, — но мне было бы приятнее получить ответ на мой вопрос, если вам все равно. Как поживаете, сэр?

Эта последняя реплика относилась к мистеру Пиквику, чей любопытный глаз блеснул в переднем окне портшеза.

Мистер Граммер, лишившись от негодования дара речи, замахал перед носом Сэма жезлом с медною короною.

— А! — вскричал тот. — Очень милая вещица, особенно корона, совсем как настоящая.

— Назад! — рявкнул возмущенный мистер Граммер.

Чтобы придать силу своему распоряжению, он вонзил медную эмблему королевского достоинства в галстук Сэма, схватив его другой рукою за шиворот, на каковое приветствие мистер Уэллер ответил тем, что сшиб его с ног, с крайней предусмотрительностью уложив под него одного из носильщиков.

Нашло ли на мистера Уинкля временное затмение, явившееся следствием пережитого им потрясения, или он одушевился доблестным примером мистера Уэллера, в точности не известно; но достоверно, что, едва увидев падение мистера Граммера, он бросился в ожесточенную атаку на стоявшего возле него мальчишку, вслед за чем мистер Снодграсс в истинно христианском духе, дабы никого не застать врасплох, провозгласил, что и он намерен приступить к действию. Его немедленно окружили и обезвредили. Элементарная справедливость по отношению к нему и мистеру Уинклю требует признать, что они не сделали ни малейшей попытки ни к своему освобождению, ни к освобождению мистера Уэллера, который после упорного сопротивления сдался в неравной борьбе. Процессия вновь построилась, носильщики заняли свои места, и шествие возобновилось.

Во время этих событий негодование мистера Пиквика достигло крайней точки. Он видел только, как Сэм мечется туда-сюда, опрокидывая конвоиров; больше он ничего не мог видеть, так как дверцы не открывались, а шторки не поднимались. Наконец с помощью мистера Тапмена ему удалось откинуть крышку портшеза. Тогда, взобравшись на сиденье, мистер Пиквик обратился к толпе с речью. Он настаивал на неоправданности такого с ним обращения и призывал всех в свидетели, что его слуга первый подвергся нападению. Таким манером они продвигались вперед — носильщики бежали трусцой, усмиренные бунтовщики следовали за ними, мистер Пиквик ораторствовал, толпа кричала.

Возмущение мистера Уэллера, влекомого стражами порядка, было беспредельно; насмешки над наружностью и манерами мистера Граммера и его подручного были бесчисленны; выпады против полудюжины державших его джентльменов были доблестны. Но озлобление мистера Уэллера быстро сменилось любопытством, когда шествие свернуло к тому самому двору, в котором он встретил Джоба Троттера, и любопытство перешло в самое радостное изумление, когда напыщенный мистер Граммер направился к той самой зеленой калитке, из которой утром появился Джоб Троттер. На его звонок выбежала хорошенькая горничная, которая при виде разгоряченных арестантов всплеснула руками и вызвала Мазля.