Наша Церковь не намерена идти по этому пути. Она изначально проповедует соборность во всех смыслах этого широкого понятия, включая совместную, взаимопроникающую жизнь людей, объединенных общей верой, которые живут в общении друг с другом. Надеюсь, что если не общество в целом, то по крайней мере какая-то его часть услышит голос Церкви, призывающей к этому. И увидит реальные примеры жизни церковных общин, приносящей мир, радость и пользу тем, кто эти общины составляет.

В настоящее время мир тревожат три большие проблемы: проблема политическая, как коммерциализация политики, отделение политики от общества, проблема экономическая, как отрыв экономики от социальных нужд, проблема изоляции человека в обществе (увеличение безработицы, маргинализация – точные симптомы человеческого одиночества в современном обществе). Человек сегодня очень одинок. Мы утратили значение личности и прежде всего значение человека. Все стало «декорацией», которая не представляет ничего из реальности, в которой мы живем. Это духовные проблемы, так как они касаются вопроса значения жизни. Церковь должна соизмерять свой вклад в решение этих проблем в связи с их огромной духовной важностью.

Вы правы. За последние десятилетия «большие» политика и экономика все сильнее отдалялись от «маленького человека», от его нужд и чаяний, от его понимания и сопричастности. Глобализация многократно уменьшила роль национальных правительств и парламентов. Никем не избранные и никому не подотчетные мировые группы влияния – экономические, политические, информационные – во многом определяют судьбу миллионов людей и целых народов, не спрашивая их мнения. Результат – внутреннее одиночество, отчуждение, та самая «атомизация» общества, о которой мы только что говорили. Как изменить это положение? Как вернуть человеку осознание собственной значимости в жизни мира, страны, города или села, в созидании собственной судьбы? Это действительно, как Вы говорите, не просто общественная, но и духовная проблема.

Человек не должен предаваться отчаянию и унынию, помня, что его вера, чистота его сердца, его труд на благо ближнего видимы Богом. Нужно твердо знать: конечный итог истории будет определен Им, а не людьми, даже самыми сильными и богатыми, – определен по законам истины, справедливости и милосердия. Но одновременно всем нам – народам, властям, Церкви, институтам гражданского общества – нужно подумать, что мы можем сделать, дабы вернуть простым людям возможность влиять на глобальные политические и экономические процессы.

Для Русской Православной Церкви была характерна незыблемость христианских догматов. Она не занималась анализом теологических понятий, который имел место на Западе в Средние века, в период Возрождения и Реформации. Русские авторы часто говорят об экклезиологии. Ваше Святейшество, есть ли православная наука о Церкви такая же, как в католичестве, разумеется, за исключением первенства Римского Папы?

Еще в начале XX века католический богослов Костер отмечал, что экклезиология как наука находится пока в «до-богословской стадии». В некотором смысле это утверждение имеет под собой почву, ведь интерес к изучению Церкви как богословского феномена пробудился довольно поздно – в период «великого спора» с Реформацией. Предпосылки этого спора имели полемический оттенок, что не всегда способствовало адекватному изложению учения Древней Церкви и вело к тем крайностям, которые были зафиксированы Первым Ватиканским собором.

В Православии, естественно, всегда присутствовало ясное понимание Церкви. Само Православие, в полноте апостольского и отеческого учения, духовной жизни, даров Духа Святого, и есть Церковь. В силу этого оно никогда не имело особенной нужды в схоластической систематизации учения о Церкви. Реальность всегда превышает то, что можно о ней сказать, потому отцы Церкви и не считали полезным заключать ее в строгие рамки формул, оставив нам не доказательства и не инструкции о том, какой должна быть Церковь, а живую традицию, лишь указав на ее признаки, дабы каждый мог ориентироваться в верном направлении. Мы веруем, согласно Символу, в «Единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь», опытно приобщаясь к ее глубинам, познавая сущность ее преображенного бытия, становясь причастными тому единству, которое стирает грани между миром видимым и невидимым, между ангелами и человеками, между настоящим и будущим.

Не существует в строгом смысле слова отдельной «православной» экклезиологии, которую можно было бы отождествить, например, с поздневизантийским периодом церковной истории. Подлинному церковному сознанию чужды проявления партикуляризма. Поэтому наша экклезиология – это экклезиология Вселенской Церкви, экклезиология «кафолическая» (соборная) по преимуществу. В ней сочетается и находит свое выражение богословие святителя Игнатия Богоносца и святителя Иринея Лионского, священномученика Киприана Карфагенского и блаженного Августина, святителей Амвросия Медиоланского и Иоанна Златоуста. В этом смысле мы можем сказать, что «кафолическая» православная экклезиология сложилась уже задолго до Реформации и даже до раскола 1054 года, и наша задача заключается в том, чтобы сохранять верность этой древней «традиции истины».

Как Вы объясняете, что теология русской диаспоры, действительно изменившая теологический климат в Европе, не воспринята или, по существу, оставлена за бортом в сегодняшней России?

Не думаю, что Вы вполне правильно оцениваете ситуацию в современной России. Церковная жизнь за последние 5-10 лет сильно изменилась – и не только в плане восстановления храмов, нормализации приходской и монастырской жизни. Богословское наследие русского зарубежья, долгое время бывшее недоступным широкому кругу верующих, постепенно возвращается к нам и занимает свое законное место в церковной науке. Труды многих русских богословов, таких как Владимир Лосский, протоиереи Николай Афанасьев, Георгий Флоровский, Сергий Булгаков, Александр Шмеман, Иоанн Мейендорф, частично или полностью опубликованы в России.

У них есть свой читатель, есть сторонники и оппоненты, но не следует сейчас ожидать широкой общецерковной дискуссии или рецепции. В нашем обществе много насущных проблем, требующих немедленного решения, отнимающих много сил и времени, и нередко Церковь просто не может себе позволить роскоши сосредоточиться на обсуждении чисто богословских вопросов. Впрочем, уже сейчас в русской церковной среде присутствует творческое искание, духовное и интеллектуальное напряжение. Церковь никогда не существовала без богословия. В нем проявляется ее внутренняя жизнь, ее опыт, ее способность в каждую историческую эпоху давать нужный ответ на запросы современности, утолять духовную жажду человека.

В православном мире протоиерей Георгий Флоровский считается крупнейшим столпом православного богословия XX века. Какие последствия может иметь для Русской Православной Церкви «католическое признание» богословия Флоровского?

Отец Георгий Флоровский настаивал на необходимости возвращения «к отцам», то есть к вселенской основе христианства. «Неопатристический синтез», или творческое осмысление святоотеческого наследия, остается одной из задач нашей эпохи. В этом отец Георгий видел залог подлинного христианского единства, которое может осуществляться только в согласии с «духом» отцов Церкви, которые, подобно апостолам, были «трубами» Святого Духа. Не развивая своего богословия систематически, Флоровский тем не менее затрагивал самые существенные вопросы экклезиологии.

Нам необходимо не формальное признание тех или иных элементов в теориях авторитетных богословов. Важно, чтобы духовная жизнь христиан, включая их веру, понимание Таинств и форм благочестия, были бы близки, а точнее, идентичны вере и жизни Церкви, как она предстает в Священном Писании и Предании. Именно это «единство духа», по выражению апостола Павла (Еф. 4, 3), имеет наивысшую ценность и значение.

Ваше Святейшество, красота православной литургии действительно настолько великолепна, в ее византийском величии… Говорили, что красота православной литургии «небо на земле и сладость Церкви». Красота храма, красота икон, красота богослужения призваны возрождать изначальную красоту человеческой души. Ведь каждый человек – это образ Божий. Православная литургия является конкретным опытом теологии, основанной на Пасхе, на тайне смерти и Воскресения Христова, и показывает раньше времени красоту Царствия Небесного.

Русская православная литургия очень красива, но слишком продолжительна. Может ли человек, особенно молодой, живущий и работающий в современном мире, находиться так долго на богослужении? Божественная литургия в православном понимании является центром богослужебного суточного круга, а Таинство Евхаристии есть ежедневное чудо присутствия Бога Слова в Святых Дарах. Для каждого православного человека, независимо от возраста, литургия – это возможность непостижимым образом соединиться в Таинстве Причащения с Господом Иисусом Христом. Мысль о «слишком продолжительной» литургии не может возникнуть у человека, который, произнося со священником слова молитвы перед причащением: «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими», ощущает себя участником Тайной Вечери и слышит голос Спасителя: «Сие есть Тело Мое, которое за вас предается, сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22, 19), «Сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26, 28). Что касается отношения

молодых людей к Православию вообще и к богослужению в частности, то приведу такой факт: в России при многих высших учебных заведениях сейчас появляются домовые храмы, наполненные студентами. Средний возраст служащего духовенства за последнее десятилетие значительно снизился. За последние несколько лет происходит омоложение состава прихожан. Одновременно мы знаем, что во многих западных Церквах и христианских сообществах, донельзя приспособившихся к современному миру, число верующих постоянно уменьшается.

Ваше Святейшество, как Вы относитесь к переводу богослужения на русский язык? Церковный устав, служащий основой для совершения богослужений, вырабатывался веками и является сокровищницей литургического опыта Церкви. Человек, живущий в ритме церковного календаря, реально ощущает гармонию этой традиции, частью которой мы считаем употребление церковнославянского языка. Православные греки также не используют за богослужением современный язык, а молятся так, как это делали святители Иоанн Златоуст, Василий Великий, Григорий Богослов и другие. И мы, внимая словам церковных молитвословий, погружаемся в атмосферу языка, на котором молились преподобные Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Амвросий Оптинский и множество иных русских святых. Церковнославянский язык в данном случае есть врата, через которые мы входим в тысячелетнюю традицию Русского Православия.