блеснувшие непокорные слезинки на глазах.

И опять Андрей Андреич чувствовал необычайную радость

от присутствия этой женщины с грустными глазами и тяжелой

прической.

Наконец она встала, подошла к нему, положив руку на

спинку стула, на котором он сидел, смотрела через его голову в

149

ноты. А он изредка, закинув голову, взглядывал снизу на нее,

чтобы видеть ее лицо...

II

Он кончил играть, а она посмотрела на свои маленькие,

висевшие у пояса, часики и испуганно воскликнула:

– Боже мой, уже второй час! Как же я пойду? Вам придется

провожать меня.

– Нет, не придется...

– Почему? – спросила озадаченно Вера Сергеевна.

– Потому что вы попросту останетесь у меня.

– У вас?..

– Ну да. Сразу видно, что приехали из-за границы. Никаким

оскорблениям и посягательствам вы не подвергнетесь. А от

этого наша встреча будет еще необыкновеннее.

Молодая женщина некоторое время колебалась.

– Нечего раздумывать!

– Может быть, это – судьба? – сказала она, несколько

смущенно улыбнувшись, но улыбка сейчас же сошла с ее лица,

и она несколько секунд серьезно, вдумчиво смотрела на него,

как будто в этой встрече она действительно видела веление

судьбы.

– Ну вот, и прекрасно: раз судьба, тут долго разговаривать не

приходится. Вы ляжете на этом диване, я – на том. Поставим эту

ширму.

– В жизни своей никогда ничего подобного не испытывала...

Она даже взялась рукой за голову, и хотя она улыбалась, но

видно было, что ее волновала создавшаяся обстановка.

– А я-то!.. Я говорю, что вы светлое видение,– прилетели,

внесли с собой что-то прекрасное и опять улетите. Сон!

Они стали устраиваться на ночлег.

Когда Андрей Андреич смотрел, как в его комнате старого

холостяка молодая красивая женщина, нагибаясь, стелила

постель, он испытывал такое чувство умиления и радости,

какого не испытывал никогда.

Постелив с его помощью постели, Вера Сергеевна подошла к

зеркалу и, оглянувшись, сказала:

– Можно попросить вас на минутку выйти?

Но ему хотелось, чтобы она совсем не стеснялась его.

150

– Зачем? – Мы уже так просто относимся друг к другу, и вы

ведь ни в чем не можете упрекнуть меня. А, кроме того, мы

живем в стране диких. Будем же на один вечер дикими.

– Ну, хорошо... Только вы все-таки не смотрите,– сказала

Вера Сергеевна с улыбкой, сделав глазами и головой движение,

как бы прося о маленькой уступке.

Он зашел за ширму и закурил папиросу. Прислушиваясь к

тому, как она, распустив волосы, клала на стол шпильки,

гребенку, он подумал о том, сколько он в своей жизни пропустил

таких чудных мгновений.

– Теперь выходите,– сказал ее голос.

Андрей Андреич вышел из-за ширмы. Она сидела с

заплетенной на ночь по-девичьи тяжелой косой. И с какой-то

несмелой, как бы признающейся улыбкой смотрела не него. В

ней была еще большая простота, близость и доступность оттого,

что она модную прическу с гребенками заменила косой.

Вера Сергеевна встала, выпрямив после долгого сидения

спину и осмотревшись, как бы проверяя, все ли приготовлено на

ночь.

– Ну, теперь спать?

– Может быть, ширму не нужно ставить, просто погасим

огонь и будем раздеваться?

– Нет, нет,– сказала она, покраснев,– я не привыкла.

Он поставил ширму.

– Теперь гасите огонь.

– Уже?

– А что же?..– спросила она с милой застенчивой улыбкой,

приподняв брови.

– Мне хотелось бы не спать всю ночь и говорить, говорить

без конца.

– Мы ляжем и будем говорить, пока не заснем.

– Ну, хорошо. Только давайте подольше не спать. Ну, раз,

два!..

И он погасил свет.

Они стали ложиться. Она – на угольном диване. Он – около

чайного стола на другом диване.

Раздеваясь, Андрей Андреич напрягал слух, стараясь уловить

каждое ее движение, каждый шорох. С бьющимся сердцем он

слышал, как она долго расшнуровывала высокие ботинки и