VI

А тут еще оказалось, что около разъезда не было лошадей,

которых должны были за ним выслать.

И гнетущее впечатление от заброшенности и

безжизненности необъятных снежных пространств, с тусклыми

огоньками в замерзших окнах, еще более увеличилось. Пришла

мысль о том, что он с своим именем принужден, как балаганный

актер, трепаться по вагонам третьего класса, чтобы иметь

возможность жить прилично.

Но в это время ему сказали, что лошади из колонии

обыкновенно останавливаются по ту сторону полотна.

Алексей Николаевич пошел к поезду, который еще стоял с

заиндевевшим, седым от мороза паровозом, под колесами

которого переливался от топки отсвет яркого пламени между

рельс.

Он нагнулся под вагон и крикнул:

– Из колонии есть кто-нибудь?

– Есть, есть!..– ответил живой и, как ему показалось,

радостный женский голос,– сейчас поезд уйдет, вы и перейдете.

Вышел начальник станции в красной фуражке, что-то

передал кондуктору. Кондуктор, надув щеки, на ходу дал

свисток, и поезд тронулся, сверкая далеко впереди

вспыхивающим на снегу ярким пламенем под колесами.

Простучали колеса, мелькнул последний с красным фонарем

вагон, забеленный сзади снегом, и после частого мелькания

проходивших, все ускоряя ход, вагонов, перед глазами

открылось неподвижное пустое поле и по ту сторону рельс двое

саней и какие-то фигуры.

Волохов, не умевший ходить по снегу, пошел к ним, сбиваясь

каждую минуту с узенькой протоптанной тропинки, наполовину

занесенной снегом.

Фигуры, обвязанные платками, оказались девушками-

учительницами. Одна была повыше, другая пониже.

194

– Ну, наконец-то! А мы беспокоились, думали, не приедете,–

радостно и оживленно заговорила девушка пониже.– Мы ведь

выехали к первому поезду и с тех пор ждем вас.

– Я вас заморозил?

– Ну, нет, это-то ничего,– мы привыкли. Все-таки приехали.

А это самое главное,– сказала другая девушка, ростом повыше.

– А с кем же мы поедем?

Девушки не поняли.

– Как с кем? – переспросили обе.

– Кто нас повезет?

– Сами. Ну, садитесь. Мы на всякий случай лишнюю лошадь

захватили, думали, с вами еще кто-нибудь приедет. Катя, ты

садись сюда, втроем поедем. А Звездочка порожняком пойдет,–

говорила девушка пониже.

Стали усаживаться, причем Волохов почувствовал себя как-

то неловко, когда девушки, усадив его в сани, стали укутывать

ему тулупом ноги.

Он не знал, как к ним относиться. В последние годы, когда

уже прошла целомудренная романтика юности, он на каждую

женщину смотрел с точки зрения возможности интимного

сближения с ней в обмене взглядами, в нечаянном

прикосновении руки.

К этим девушкам он не знал как относиться, ввиду того, что

они были в валенках и платках: относиться ли к ним как к

женщинам, или как к посланным за ним возницам.

В последнем случае можно было дать им закутывать свои

ноги, а потом привалиться получше к спинке и дремать,

предоставив им самим занимать себя.

Но он счел все-таки необходимым на всякий случай сказать

что-нибудь.

– Ничего не понимаю,– проговорил он,– девушки меня,

мужчину, усаживают, укрывают ноги тулупом и везут за кучера.

– О, нам не привыкать, мы ведь деревенские,– сказала

девушка пониже и крикнула: – Катя, садись, садись!

Идя рядом с санями, с вожжами в вытянутых руках, она

вывела лошадь на дорогу, прыгнула на ходу в передок и, стоя,

как кучер, погнала лошадь, оглядываясь назад – бежит ли

Звездочка.

– Шура, ты поезжай кругом, а то полем дорогу замело,–

сказала Катя, которая села как-то на край, точно боясь стеснить

гостя, и даже не закрыла тулупом ноги.

195

Волохов подумал о том, что хотя они и в валенках, но они –

представительницы того самого нового поколения, которое не

знает ни морали, ни стыда, а потому могут быть интересны с

этой стороны. И кто знает – может быть, неприятно начавшаяся