не видит этот момент слабости Джексона, мальчика характеризующего себя таинственным и

отчуждённым. Я поворачиваюсь к нему лицом, слова вылетают, прежде чем я могу остановить их.

— Нет. То, что я сделала, не делает мне чести. Нет…

— Гордость? — он посылает мне фальшивую усмешку. — Ты говоришь о том, что

заставляет тебя гордиться, не кого-то, и безусловно, нет правил касательно наблюдения за тем, как

твоих друзей бьют. В этом нет гордости. Ты была права, что вмешалась. Я так считаю.

Я опешила, чувствуя себя всё более и более неловко, потому что у нас получился такой

разговор, вместо того, который нам нужен. Я смотрю в его глаза. В них странная смесь синего и

зелёного, словно Бог не мог решить, какого цвета их сделать.

— И ты ещё говоришь о чести.

Он сокращает между нами дистанцию и шепчет:

— Сегодня ночью я объясню. Только пожалуйста, не прямо сейчас, поверь мне.

Я изучаю его лицо, на котором не видно и следа от нашего боя, в то время, как отекла моя

нижняя губа. Я училась никому не доверять, особенно Древнему. Тем не менее, у меня нет выбора.

Мне нужны ответы… по крайней мере это то, что я себе говорю.

— Только один вопрос.

Он ждёт.

— Почему ты не рассказал мне?

Он делает паузу, позволяя его глазам встретиться с моими, и легко улыбается.

— Кто сказал, что я этого не сделал?

Я резко всасываю воздух, и он смеётся, прежде чем повернуться, чтобы уйти.

Я хочу кричать, чтобы он объяснил, но всё больше и больше студентов просачивается в

коридор. У меня нет выбора. Я должна ждать до ночи.

Когда я возвращаюсь в зал, все, кроме сидящей Гретхен, уже разбежались на следующую

пару. Видимо, тренер отменил остальные бои. Она посылает мне слабую улыбку, и я передаю ей

заживляющий гель.

— Хочешь, я помогу? — спрашиваю я.

— Не-а, — она заставляет себя встать. — Увидимся на истории.

Я собираю её вещи и хватаю свой планшет и маркер. Я уже собираюсь уйти, когда тренер

выкрикивает моё имя через весь зал. Мой желудок сжимается. Вот и выговор, который я ожидала

ранее.

Я следую за ним в его маленький офис и сажусь на один из металлических стульев

напротив его стола. Я смотрю на деревянные стены, пять картин в рамах случайно развешаны по

комнате, и перевожу взгляд на свои руки, переплетённые у меня на коленях. Интересно, позвонил

ли он моего отцу. Возможно, меня отправят домой. Но определённо то, что сделала Лексис, хуже,

чем мой нокаут, который в действительности не нокаутировал Джексона.

— Ты знаешь, почему я позвал тебя сюда, Ари? — в итоге спрашивает тренер.

Я качаю головой.

— Нет, сэр. Я сожалею о нокауте. Я не… — я останавливаю себя. Я не хочу говорить то,

что не имею в виду, потому что я действительно так не думаю, я не та, кто врёт. Обычно.

Он смеётся.

— Я удивлён, что твой отец тебе не сказал. Я порекомендовал тебя для преждевременного

обучения.

— Раннего обучения для оперативников? — спрашиваю я, выпрямляясь на стуле. Я думала,

что только отец может порекомендовать преждевременное обучение, но он бы никогда не захотел

показать свой фаворитизм, порекомендовав свою дочь. Ему никогда не нравилось, что быть

командиром — моё право по рождению. Он бы предпочёл, чтобы я покончила с собой, пытаясь

преуспеть, чем просто заняла его место. — Спасибо, сэр, — говорю я. Я пытаюсь сдержать

волнение в своём голосе, и сомнения прокрадываются в мою голову. Порекомендовал ли он меня

только из-за моего отца? Из-за того, кто я, а не из-за того, что я сделала?

— Сэр, рекомендация. Я не уверена, что мне следует её принять.

Тренер посылает мне озадаченный взгляд.

— Александр, ты лучшая из всех, кто у меня есть. Лучшая, кого я видел в течение многих

лет. Ты заслуживаешь этого, — он задерживает на мне взгляд. — Не сомневайся.

Я могу сказать по выражению его лица, что это действительно так.

— Что ж, что это в действительности значит? Что мне делать? — спрашиваю я улыбаясь.

Он откидывается на спинку стула с гигантской улыбкой на лице.

— Ну, ты всё равно должна закончить тестирование, но ты будешь участвовать в некоторых