Эйнгхенне повернула голову и слабо заулыбалась.

– Сейменгме-ле, – сказала она – даже чуть виновато.

Впереди по обочинам вырастал парапет – похоже, очередной мост. Этот мост отличался от всех предыдущих тем, что парапет здесь был квадратно-зубчатый, повторяющий отделку крыш на зданиях. Вдобавок, этот мост, похоже, был пока самый длинный – цепи квадратных зубцов, отражая бесконечным узором солнце, смыкались двумя слепящими спицами в неопределенной дали.

Равнина, по которой катилась дорога, сделала мягкий спуск и закончилась сверкающим зеркалом озера. Дорога стремилась дальше; перенесшись мостом через озеро – километра четыре, – она исчезала разрезая новую гряду холмов, отражавшихся в зеркальной плоскости с другой стороны.

Вдоль искрящейся кромки воды тянулась вереница нарядных кустов – пушистая зелень на ажурных ветках, гроздья цветков, свежеумытых как-то совсем по-весеннему – цвета такой ясности и чистоты какие было совсем непривычно видеть в середине августа. Кристально-лиловые колокольчики, вперемешку с насыщенно-голубыми шариками, в обрамлении жемчужно-оранжевых звезд – они казались бархатными, ласковыми на ощупь.

– Очень красиво и идиллически, – резюмировал Марк, оглядывая роскошный берег. – Самое место передохнуть.

Он обернулся к Эйнгхенне – она заулыбалась.

– Даассангме-ми, – произнесла она слабо. – Энххеммде-но, ми, – улыбка стала чуть виноватой.

– И перекусить не мешает, – Марк подошел к платформе, намереваясь взять девушку на руки и отнести вниз, к воде.

– Не помешает, – повторила Эйнгхенне, потом сделала руками жест будто разламывает лепешку.

– Сейчас я буду тебя угощать. Правда, не совсем уверен, что ты станешь такое есть.

Он взял ее на руки и осторожно понес с дороги.

– Ойссехх, – сказала Эйнгхенне обеспокоенно, оглянувшись на посох.

– Я помню.

Марк спустился к воде и осторожно усадил девушку под кустом. Затем сбегал за посохом и положил у ее ног. Она сразу схватила его, переложила себе на колени, и заулыбалась – снова чуть виновато.

– Вот тебе твой ойссехх, не парься.

Он достал из сумки коренья, полученные позавчера от старика и мальчишки. Эйнгхенне посмотрела на эти морковки и заулыбалась с недоумением.

– Эхентде-ггаа?

– По идее, должно быть съедобно, – Марк протянул ей морковки.

– Ммеэлейммдест, – свободной рукой она взяла морковку и попыталась встать. Встать сил не нашлось; она только беспомощно улыбнулась и указала морковкой на сверкающую гладь воды.

– Я понял...

Он забрал морковки, подошел к воде, присел и погрузил в искристую жидкость кончики пальцев. Вода великолепная – чистейшая и – он зачерпнул пригоршню и осторожно пригубил – отменнейшая на вкус. (И вполне возможно, кстати, что те «низшие» такой воды даже не видели.)

– Ттейхайнгтетт сестленг, – Эйнгхенне кивнула. – Оддетт тейстерда-хеэ.

– Тейстер... Что-то такое я, кажется, уже слышал.

– Тейстер, – снова кивнула Эйнгхенне и обвела над головой круг, указывая то ли на небо, то ли на горизонт, то ли имея в виду вообще все пространство.

Жест дался ей нелегко – рука бессильно упала. Марк тщательно вымыл морковки, вернулся к Эйнгхенне и протянул самую аппетитную (во всяком случае, какая таким образом выглядела).

– Это, я так понимаю, не... Как их там... Эммемест, которыми меня угощал друг Гессех, но...

– Эммемде-ле, – девушка покачала головой. – Тте ссейнгедест. Эхеймемме-ггаа?

– Если это съедобно – ешь, и не болтай.

Он взял морковку и поднес Эйнгхенне ко рту. Та откусила и захрустела; Марк откусил за ней, и они захрустели вдвоем. По вкусу коренья были ни на что не похожи – ничего подобного он не пробовал. Жевалась и хрустела эта штука как сочная редька, но на этом сходство с редькой заканчивалось; вкус в общем сладковато-пряный, сохраняющий, в то же время, некую землистую компоненту.

– Экзотично, – определился Марк, и протянул другую морковку. Затем, когда коренья-плоды закончились, он снова взял девушку на руки и поднес к воде. – Надо напиться нормальной воды, – он зачерпнул горсть и отпил. – Может быть, это последняя тут нормальная.

Эйнгхенне стала на колени, наклонилась, собираясь зачерпнуть воды – Марк едва успел придержать, чтобы она не упала.

– Короче, не хило тебя там грохнули. Как ты вообще только жива осталась, наверно.

Потом несколько минут они сидели и отдыхали. Марк разглядывал опоры моста, которые стремились колоннадой на запад – бесконечной стеной, украшенной зубчатым антаблементом со сверкающим пунктиром карниза. На сверкание было больно смотреть – оно повторялось зеркалом озера и разливалось миллионами огоньков по всей поверхности.