– Гиттах?! – девушка пронзила горячим золотом взгляда. – Сто ойм кистенгге-сте эйсенг?!

– Надо учить язык, – Марк сцепил зубы. – Теперь обязательно... Блин.

Девушка дожевала свою половину, отошла и подобрала посох. Колокольчик сверкнул и звякнул. Она накинула черную ткань на сверкание зайчиков в волосах – солнце наверху словно выключили. Черный конверт-мешок, черный клобук (даже не прорезан для глаз), стержень-посох, сверкающий колокольчик – зрелище, мягко говоря, опять же, дикое. В разгаре ясного дня, после этих десяти волшебных минут – особенно.

– Таахейнгес!

Она повернулась на запад, вышла из-под ажурной арки, и двинулась черным пятном по сверкающему полотну дороги.

Часа через три впереди появился новый параллелепипед с шаром – очередной перекресток. Сооружение приближалось, и вскоре определились размеры – раза в полтора больше чем предыдущие. Шоколадно-вишневый камень парил над дорогой, сверкая гранями в солнечном свете; было ясно, что он «не работает» также (очевидно, их следовало «включать» – жезлом и заклинанием, или чем-то еще).

Сооружение вырастало, пронзая дистанцию разноцветными искрами обязательного узора; однако ожидаемый перпендикуляр дороги не появлялся. Полотно проходило раму параллелепипеда ничем не пересекаясь; площадка под многогранником была, соответственно размерам, больше.

Они приближались, и вскоре причина стала понятна – метров за пятьдесят до арки, куда вливалось сверкающее полотно дороги, местность резко падала вниз, образуя провал глубиной метров сорок. Ближний склон пади был очень крутой, противоположный – больше пологий, градусов сорок; дорога переносилась через провал стандартным мостом, каких Марк видел уже штук десять.

Едва он подумал – для чего, в таком случае, здесь воздвигнуто сооружение, оформлявшее перекрестки (и, как минимум, исполнявшие информационные функции), – как стало понятно, что собственно перекресток никуда не девался. По дну ущелья, вдоль ленты реки внизу, стремилась спица перпендикулярной «трассы». Параллелепипед, протягиваясь дальше под мост, вонзался опорами в землю по сторонам нижней дороги – оформляя таким образом этот двухуровневый перекресток.

Остановившись в начале моста, Марк выглянул вниз и попытался найти какой-нибудь спуск, сообщавший бы уровни между собой. Ничего подобного не наблюдалось. Под мостом, над нижней дорогой, над такой же площадкой, висел такой же сверкающий многогранник.

Они прошли дальше и миновали первую арку. Грани параллелепипедов представляли собой огромные уголки; у ближних – северо-восточной и юго-восточной – внутри профиля, по углам площадки, обнаружились квадратные отверстия, стороной метра три. Марк подошел к правому и заглянул. Колонна падала вниз и, также охватив профилем квадрат нижней площадки, исчезала в земле.

Он поднял взгляд на дорогу. С севера к перекрестку приближалась процессия, аналогичная той которая наблюдалась утром, по дороге вдоль кислотной реки. Вереница облаченных в свои рубища «низших» – мужчины и женщины, старики и старухи, дети – бредут как сонная в полдне отара овец гуськом по тропе.

Каждые сорок-пятьдесят метров – всадник; сверкает на солнце упряжь, слепит радужный огонь шлемов. Цепочка колющих глаз многоцветных огней тянулась под горизонт, словно разметка некой взлетно-посадочной полосы. Сейчас, увидев их много и сразу, Марк отметил насколько сильно они отражают-переломляют свет; оставалось гадать – какой в этом был смысл (понятно, что не для красоты).

Эйнгхенне, как видно, поняла, что он задержался; колокольчик умолк, она обернулась.

– Эгхарг-ттеэ нойренгерг, – она указала посохом вдоль южного луча дороги. – Ведхесс эггогест тахентсе. Таахейнгес!

Повернулась на запад и зашагала дальше – колокольчик зазвучал снова. Процессия уже достигла моста. Марк перебежал к противоположному парапету, и долго наблюдал как вереница этих понурых, безучастных, каких-то бесчувственно-деревянных людей вытягивалась из-под арки.

– Кажется, я понимаю куда их ведут, – он отвернулся и поспешил за черной фигурой.

Мост закончился, влившись в новую плоскость холмов. Бесконечные часы пустой дороги и девственного ландшафта уже несколько утомляли. Глаза, хотя наслаждались формой и цветом всего окружающего, от однообразия начали уставать, все сильнее стала ощущаться дрема. Вдруг впереди на дороге сверкнула радугой точка. Так и есть – еще один всадник. Бросая жгучие искры, точка близилась. Всадник был копией Гессеха, когда Марк увидел того в первый раз, первым утром. (Интересно – как далеко дотуда сейчас? Объем пройденных с того дня расстояний никак не складывался в какое-то целое – бесконечная прямизна дорог сбивала.)

– У них, надо думать, тоже какая-то униформа, – Марк хмыкнул.

– Таахейте ттейтеммдетт, – прозвучал голос Эйнгхенне из-под черного клобука.

Она остановилась, выставив перед собой посох. Марк вдруг сообразил, что Эйнгхенне все это время шла вслепую. Он вспомнил пару моментов когда она отклонялась от прямой, сходила к желобу, и затем, словно получив от посоха некий сигнал, правила курс и возвращалась к центру дороги. Очевидно, посох служил для нее навигатором.

– Отт тахенгде, – она указала им вдоль дороги вперед. – Гаарейнгет, – мягко ударила по сверкающему полотну – колокольчик весело звякнул.