— Лёт, с кем ты там вздумал болтать? Мы уже почитай пришли. Потерпи и не суйся без крайней надобности в это дело, — попросил Пол-лица, подходя к нужному дворику.

— Буду нем, как рыба, — клятвенно заверил летунец, погружаясь в воду.

Встав напротив калитки, отмеченной символом прощального дома знати, Пол-лица немедля постучал.

— Это смертник. Пустите, — прозвучал за оградой знакомый голос Пилия.

Калитка распахнулась во всю ширь, являя взору чахлый сад подле обветшалого особнячка с наглухо закрытыми ставнями.

— Ненароком заметил, что вы не подали нищим. Отчего же не проявить сострадание? — участливо полюбопытствовал Пилий, встречая Пол-лица у куста самшита.

— Сострадание присуще нарушившим правила посетителям этой улочки. Бедолаги тщетно надеются разжалобить положенное им в наказание проклятие, совершив напоследок благое деяние. А попрошайки, стекающиеся сюда со всего города, с удовольствием принимают подаяние от нескончаемого потока отчаявшихся людей. Впрочем, и я бы выказал милость будь у меня то, что на самом деле потребно здешним нищим, — снимая обманную личину каменщика, равнодушно пояснил Пол-лица.

— Что же им надо, кроме пары монет? — удивился Пилий, жестом приглашая смертника пройти к дому.

— Уверенности в том, что паршивую улочку можно покинуть. У меня ее тоже нет, — сухо сообщил Пол-лица, углядев в затененных углах сада лихого вида типчиков при мечах.

— Это чтобы нас никто не тревожил, — проследив за взглядом смертника, излишне беспечно сказал Пилий.

Остальной путь до особнячка проделали в молчании. Перед смертником услужливо отворили дверь и сопроводили через пустынный коридор в комнату расположенную в правом крыле здания. Обходительный Пилий удалился, усадив смертника за массивный стол, все убранство которого составляли низкорослый куст розы в глиняном вазоне и бедно украшенный канделябр.

— Не нравится мне этот Пилий. Он тот еще проныра, — прошептал летунец, угрюмо поглядывая на плотно захлопнутые ставни единственного окна.

Смертник лишь обреченно вздохнул, уловив торопливую речь, доносившуюся из коридора. Тотчас в комнату вошел Пилий в обществе

долговязого мужчины, носившего плащ из черного бархата. Незнакомец

бесцеремонно оглядел смертника и чинно уселся напротив.

— Вы смертник? — послышался его резкий голос.

Пол-лица ответил небрежным кивком.

— Вас вроде бы называют Пол-лица. За что же дают такие прозвища? — прищурился долговязый, постукивая по дубовой столешнице пальцами.

— Повинна моя манера всегда покрывать голову капюшоном. Посему многим кажется, что половина лица не видна.

— Они заблуждаются. Лично я совершенно не вижу лица. А имя, данное от рождения? До того как вы стали смертником? — грубо усмехнувшись, уточнил незнакомец.

— Уже позабыл.

— Надеюсь, свое ремесло еще помните. Прежде чем приступать к делу недурно бы узреть ваши умения, — свел брови долговязый.

— Пилий уже наблюдал за моей работой. Его свидетельства не достаточно? — недовольно поджал губы Пол-лица.

— Мне бы очень хотелось самому присутствовать при демонстрации вашего мастерства несчастий, приличествующего поистине даровитым смертникам, — повелительным тоном, не признающим отказов, проговорил долговязый.

— Ну, хорошо. Подкинуть раз-другой монету? Сможете убедиться, что мне неизменно будет сопутствовать неудача, — скрепя сердце согласился Пол-лица.

— Ловкачество с монетой достойно фигляра и впечатлит разве что праздную толпу. Поговаривают, будто прикосновение смертника по его прихоти навлекает горести. Вот роза. Пусть ее постигнет какая-нибудь незавидная участь, — высказал настойчивое пожелание долговязый.

Пол-лица пожал плечами и безотлагательно схватил пальцами листочки розового куста. Помяв их немного он, словно передумав, положил руки на стол, более ничего не предпринимая.

Свечи в канделябре потрескивали, терпение долговязого помалу иссякало, а роза по-прежнему источала сладкое благоухание, вызывающе раскинув пышные бутоны.

— Может, пощупаете листья еще раз? — язвительно спросил Пилий, суровея лицом.

Недобрую атмосферу подозрительности установившуюся в комнате развеял громкий хруст. Ножка стола неожиданно отломилась и осыпалась в труху. Долговязый только теперь углядел, что дерево столешницы рассохлось, покрывшись дорожками сквозных трещин. Еще недавно добротная мебель зашаталась, визгливо поскрипывая. Миг и стол ухнул вниз, обратившись в древесную пыль. Вместе с ним грохнулся канделябр, а вазон с розой, издав хлопок, разлетелся брызгами черепков по полу.

— Ладный был стол, — печально вздохнул Пилий, заботливо подбирая

уцелевший канделябр.

— Желательно чтобы неприятность произошла с самим цветком, без порчи обстановки. Меня бы вполне устроило его скоротечное усыхание, — сказал с упреком долговязый, стряхивая труху с одежды.

— Заказывали несчастье, а не казнь. Иначе надобно звать палача заместо смертника. К слову, для чего меня пригласили? — невозмутимо оборвал спор о розе Пол-лица.

— Неужели этого не обговаривали? Освободить некоего господина от проклятия. Привычное для вас дело, — отводя взгляд, затараторил долговязый.