Шрифт:
И в то, что драконы — самые лучшие, самые великие, самые чистые… Ну, и так далее по списку.
Алекса согласились оставить под строгим надзором Сэмериса. И поглядеть, какой из него выйдет дракон.
Дракон пока получался, честно говоря, никакой.
И если кости срослись кое-как, если язык он понемногу учил, то вот магические трюки не давались совершенно. К тому же — постоянно хотелось жрать.
В лесах, таких огромных, что легко можно было заблудиться, — что Алекс, кстати, первым делом и сделал, и вторым сделал, — можно было найти что-то похожее на еду: огромные мясистые ягоды, по вкусу напоминавшие кислые помидоры, сладкие тонкие ветви колючих кустов, чистая вода из ручья…
“Я так не в дракона, я так в козу скоро превращусь”, — думал Алекс, пробуя на вкус очередное растение.
От голода он не умирал, но страшно хотелось мяса. Будь тут хоть какая-нибудь белка, наверняка уже поймал бы и сожрал. Сырую. Огонь-то фиг разведёт — для этого нужно правильно руками махнуть.
Впрочем, он и белку не поймал бы. Попросил бы Сэмериса. И поймать, и зажарить…
Сэмерис вообще был полезным парнем.
А вот белок — не было.
Сэмерис говорил, из живых существ здесь — только драконы. Не выносят они больше никого рядом.
Раньше, говорил он, всё было иначе.
Когда-то драконы безраздельно властвовали над всеми землями — человеческими, гномьими, эльфийскими… И ещё кучи существ, названия которых Алекс перевести не мог, потому что драконий язык — это драконий язык.
На нём даже до пяти посчитать непросто. А если уж речь о каких-нибудь сказочных созданиях, которых Алекс в кино не видел, о которых в книгах не читал… В общем, Сэмерис просто отмахнулся в итоге.
Властвовали над всеми — и точка.
А потом повластвовали, значит, и ушли.
— Куда ушли? — спрашивал Алекс.
— Сюда, — говорил Сэмерис. — Это наш мир. Внутренний.
Долго думал, как объяснить, потому что привык уже, что Алекс плохо разбирается в их терминологии, да и слова ещё не все знает.
— Закрытый, — говорил наконец.
— А, — понимающе кивал Алекс. — А тут я на голову свалился.
И всё думал, что сон никак не заканчивается, сон становится больше, и в нормальном сне ему бы уже овладеть всеми этими драконьими ахалаями да махнуть во внешний мир, да найти там самую красивую эльфийскую принцессу… А он тут, корни жрёт, понемногу сходит с ума и учит драконий язык, чтоб не помереть от скуки — Сэмерис-то не всегда рядом. Обычно даже поговорить не с кем.
“Нет, — думал он, — белки точно нужны. Одну я бы съел, с другой — говорил бы. Жестоко, да… Но дракон я или нет?”
Вскоре внешний мир стал ему сниться.
И даже эльфийской принцессы уже не так хотелось, тем более, кто его знает, каких подсознание выдаст эльфов… Хотелось просто пожрать. И поговорить с кем-нибудь ещё.
Однажды Алекс бросил считать дни и принялся придумывать план.
Даже не так — план как-то сам придумался, когда он понял наконец, что к чему.
Когда понял наконец, что драконы всё-таки побаиваются людей. Слишком уж старательно изображают брезгливость, слишком часто ведут себя так, будто обитатели внешнего мира — неприятные насекомые, мелкие паразиты, вроде тараканов или крыс.
Якобы когда-то, много веков назад, тараканы с крысами завелись в их землях, да так и не вывелись: оказались слишком живучими — и именно потому драконы ушли. Во внешнем мире им, брезгливым и чистоплотным, стало слишком грязно.
Даже место, в которое свалился он, драконы продезинфицировали.
“Запечатали”, — сказал Сэмерис.
Алекс всё спрашивал, почему бы драконам не выйти, почему они прячутся вместо того, чтобы разобраться с паразитами. И не запечатать там потом всё вокруг. Кто бежит от тараканов, бежит так, что создает отдельный мир и прячется в нём?
Сэмерис объяснял, что разбираться — неправильно. Что, обретя единение со стихиями, иначе видишь мир. Что мир хрупкий и неустойчивый, и ты не станешь нарушать равновесие, просто потому что тебе досаждают какие-то гадкие насекомые. Насекомые сами вымрут. А мир останется.