А того. Если вспомнить, кто черным колдовством занимается…

— Это все, что я могу сказать, — на всякий случай уточнил Эсмирато.

— Чего ж так?

— Кольцо… Через него большего не почувствуешь. Наложение поверхностное, легкое как дуновение ветерка или неуловимый аромат. Не на всех бы и подействовало, разве что на недалеких умом… — Вскрикнув, он повалился к последним, повергнутый предательской подножкой¬.

Пока мои талахари барахтались на клумбе, выясняя, кто дольше сможет прожить без воздуха, я отошел назад — мало ли, вдруг дурь заразна?

К счастью, возня длилась недолго.

— Я тебе это еще припомню, ты поднял руку… — завел Эсмирато старую песню.

— И не только руку, — вспомнил Венди, как напоследок пихнул принца ногой.

— Так это место своего рода святыня? — отвлек я кэшнаирца, опасаясь, как бы потасовка не возобновилась — еще на стоянку возвращаться, а рано утром в путь; надо бы выспаться.

— Своего рода.

— И ты вроде как на поклонение пришел?

— Вроде как.

Да, легче шпагу проглотить, чем получить от него ответы.

— Так мы можем идти обратно?

— Можем.

Прекрасно! А-то не хотелось бы прямо тут и заночевать.

— Не можем! — возопил Венди, и его испуганный голос мне сразу не понравился. Хотя друг в последнее время был уж очень нервным. — С цветком что-то происходит. Он как будто бы… как будто бы…

— …отвалился, — склонился над клумбой Эсмирато. — Цветок отвалился. — Он выпрямился и недоуменно уставился на меня.

А я тут при чем? Ну раз уж он так хочет…

— Действительно, — освидетельствовал я место вандализма, — вы осквернили святыню! — Поверженный дуростью цветок еще сиял, но как-то приглушенно.

— Это не святыня, а святыня своего рода, а это очень большая разница! — на одном дыхании протараторил Эсмирато; никогда не видел его таким взволнованным.

— Да ладно, что ты переживаешь, верю я тебе, — хлопнул его по плечу, подбадривая, и глаза его стали холодными, как два осколка льда. Верю?! Я уже и сам себе не верил. — Так в чем же разница?

— Как было сказано раннее, это место силы, и цветок как бы ее сосредоточие.

— Был, — влез Венди. — Пока ты его не сломал!

Взгляд Эсмирато стал еще холоднее.

— И что теперь будет? — вернул я его внимание.

— Не знаю. Но раз сломали, уже ничего не поправишь, — припрятал кэшнаирец источающую сияние растительность под камзол и направился прочь.

— Он что-то замыслил! Я чувствую! — воскликнул Венди, глядя в удаляющуюся спину.

Как бы там ни было, но и нам оставаться на полянке не резон.

— Возможно, и задумал. Посмотрим, что будет дальше.

И мы посмотрели.

Нет, вначале все было как обычно, и только какое-то тревожное чувство не давало покоя, чувство неправильности. Я размышлял, с чем оно может быть связано. Поведение Эсмирато никогда не отличалось предельной ясностью, зачастую его выходки сбивали с толку и давали повод на полном серьезе обдумать вариант — набить ему морду, но… сейчас дело было не в этом.

— Ты видел светляки… — донесся трагичный шепот Венди.

— Ты хотел сказать светляков?

— Светляки потускнели, и как-то неуютно… словно бы лес… давит.

— Давит? — Ну и фантазия у него. С какой высоты он упал, чтобы так бредить? Внезапно накатила волна дрожи. А может, и в самом деле никакая то не фантазия.

— Я вот что думаю… — повернулся ко мне Венди, да так и замер, раскрыв изумленно рот. Поднял дрожащую руку и указал куда-то позади меня.

— Что, светляки совсем погасли? — попробовал я пошутить, оборачиваясь, и обмер. Во тьме между деревьев плавали две огромные луны. И все бы ничего, если бы они время от времени не моргали. В горле враз пересохло. Такую громадину видеть еще не доводилось. Хотел скомандовать отступление, но слова не желали выходить наружу, словно страшась, что их услышат…

— Венди… — прошептал я придушенно.

Луны внезапно ринулись вперед, и впервые в жизни я был счастлив уступить дорогу, бросившись проч. Венди тоже не заставил себя долго ждать, и мы мужественно пересидели опасность в кустах.

— Ты видел? Нет, ты видел? — вылез из укрытия Венди, глядя в сторону затихающего громового лесоповала. — Оно невероятно!

— Да уж, — встал я, недовольно отряхиваясь. — Что ж ты не познакомился с ним поближе? Кишка тонка?

— И тонка! — не смутился он. — А у тебя нет? Оба струхнули.

Хотел возразить, но…

— А где наш кэшнаирский друг? — огляделся я — кругом царил хаос: поваленные деревья, взрытая земля. И как нам не досталось?

— Эта выхухоль, как пить дать, сбежала, едва на горизонте замаячила опасность! Их же в Кэшнаире первым делом учат, что своя шкура дороже всего и ее надо спасать любой ценой, а остальными можно и пожертвовать. Идем к стоянке, уверен, найдем его там.

Некоторую часть пути обратно прошли по дороге из выкорчеванных деревьев, высматривая, не завалялось ли где в кустах или под поваленным стволом его темнейшее высочество.