«Есть только один выход: замять дело. Мало ли, с чьей женой развлекался Мирас, к моей школе это не имеет никакого отношения. В это легко поверят, если ученицы будут держать язык за зубами. Но как их убедить, что молчание — благо? — она не знала, и времени придумать было в обрез. — Если только объяснить, что молчание — им же на пользу…»

Собравшись духом, хозяйка школы отправилась беседовать с воспитанницами.

Шесть учениц тихо сидели в большой комнате и иногда перешептывались. Под их взглядами Калла едва подбирала слова:

— Знаю, что вы можете быть мной не довольны. В вашем возрасте я тоже не особо любила и уважала наставниц, однако сейчас от нашего благоразумия зависит наше будущее.

— Может, ваше будущее? — ехидно поправила Тайла, старшая из девочек.

— Нет, ваше тоже. Я могу продать дом, имущество и уехать, — юлила Калла, стараясь говорить уверенно. — А каково тебе будет появиться в обществе, под злобные крики: «Развратница?» И это еще самое мягкое слово. Что сделала Уи — ужасная мерзость. Связалась с низкородным садовником, опозорилась. Я думала, она умнее.

— Но убила его она! — капризно выкрикнула Тайла. — Причем тут мы?

— Но она его и оскопила! Утром весь город узнает подробности! Поползут слухи об их связи! Что подумают о вас? Сплетники наговорят такого, что себя не узнаете. А с плохой репутацией найти достойного мужа будет почти невозможно.

— Это ваша вина!

— В чем?! Кто подкупил служанку, чтобы видеться с ним, кто убил и покалечил? Как бы то ни было, молва не пощадит никого из нас. Так что, Тайла, возьми себя в руки и подумай, что тебе выгодно! — ученицы молчали. — И мне с Уи неприятно находиться рядом. Чуть позже я от нее избавлюсь, а пока запомните: мы занимались рукоделием, пели и ничего не слышали. Есть вопросы?

— А прислуга?

— С ними поговорю.

Весь разговор Калла нервничала и покинула девочек абсолютно обессиленной, мечтая закрыться в кабинете и все хорошенько обдумать. Но под дверью ожидала взволнованная помощница.

— Меноза! — объявила она и показала флакон с возбуждающим средством.

— Так вот почему не было запаха! Но разве от него пьянеют?

— Не знаю. Хотите отведать?

— Дура, лучше помалкивай! — рявкнула раздраженная хозяйка.

Вскоре зареванная Меноза стояла перед ней.

— Это не мое!

— Твое! Нашли под твоей кроватью! — возразила помощница, проводившая обыск. — Еще монеты нашли. Уж не Уи ли платила тебе?

— Мне подложили!

Доведенная до предела Калла изо всех сил ударила служанку.

— Ты подливала эту гадость моим девочкам! Дрянь, ты хоть знаешь, что натворила!

— Нет-нет! Только Ане и Валу! И оно слабое, не действует!

— И какого результата добивалась? — холодно, сквозь зубы поинтересовалась Калана.

— Чтобы она это, с Валом сошлась. И разонравилась вам.

— Завидовала? — помощница презрительно оглядела рыдающую служанку. — Пошла вон!

Когда закрылась дверь, Калана пробурчала:

— Надо же, чего удумала! Может, сразу взашей гнать?

— Позже. Дай, все утихнет. И помолчи, голова болит! — Калла приложила холодную ладонь ко лбу. — Посади всех под замок и приглядывай, чтобы еще чего не натворили, — она уже собиралась уходить, когда обернулась и добавила: — Никак не пойму, как он оказался за воротами? Кто выпустил? Одна она бы его не утащила.

— А может она его там…, а потом вернулась?

— Прихватив с собой на память?

— Ну, мало ли, с головой не дружит!

— Хорошо, что я дружу. Если бы, увидев ее в крови, закричала, вовек бы не отмылись! Прислуге рот не заткнешь…

Притаившийся под окном Асаар похвалил себя за предусмотрительность. Хорошо, что у него были запасы отличного сонного порошка. Иначе бы проделка с Уи вряд ли удалось. Но как ни радовался удачной мести, его не оставляло чувство гадливости.

Уставший, обозленный, он долго держал руки в бочке с ледяной водой. Просто стоял, смотрел на звездное небо и пытался ни о чем не думать.

Еще днем верил, что всегда поступает обдуманно, взвешенно, но стоило увидеть, как Мирас спускает штаны, перед глазами встала пелена… Мысли сами возвращались к вечерним событиям.

На странный, неуместный для кухни запах дурмяника он обратил внимание сразу, как только вошел. Им пахли его чашка, Меназа, глазки которой бегали, как у мелкого воришки перед кражей, и Ана.

«Была бы приветливой, пусть и не сразу, но предупредил бы, чтоб не пила!» — сердился Сар на строптивую Юлиану. Он надеялся, что ведомая желанием, она придет мириться, предложит себя, однако Ана оказалась хитрее. Начала изводить жестами, походкой, запахом, подталкивая его сдаться первым. И он так увлекся противостоянием, что не подумал о побочном действии настойки.