Лука не только надел красные штаны, но сразу же развил бурную деятельность в духе сегодня же вечером у тебя или у меня – лучше у меня, ты ведь только приехала… Однако было одно досадное, пренеприятнейшее, но существенное обстоятельство: Шанталь не клюнула с восторгом на наживку, хотя иногда намекала, что кое-какие шансы у него есть.

В конце вечера мы мило и по-дружески распрощались. Шанталь не была поборницей морали и не особо хранила верность, если мужчина ей нравился и ей хотелось. Просто Лука повел себя слишком грубо: он знал о предательстве ее мужа и предполагал, что брошенная женщина тоже захочет изменить ему, чтобы сравнять счет в этом сложном и запутанном супружеском поединке. Едва ли можно было догадаться, что Шанталь все еще любила мужа, и потому навязчивое прилипание Луки, его приставучий взгляд, показной цинизм по отношению ко всему на свете и манеры симпатяги, который, может, поначалу ничего и не требует, но потом начнет предъявлять… – все это привело к тому, что Шанталь стала с ним окончательно и бесповоротно холодна.

Так себе вечерок, что и говорить. Лука был откровенно раздражен, он убедился в том, что его старая максима, что все бабы – стервы, в очередной раз подтвердилась.

Мы ехали на его «Веспе» по улице Витторио Эммануэле к моему дому, а Марина и Шанталь следовали за нами на машине, потому что было еще холодно для поездок на мотороллере. Лука, почти пробудив во мне старого товарища по несчастью, изливал на меня всю накопившуюся желчь в своей особенной манере – контролируя свои действия, но не следя за словами.

– Ну что, ну трахнул ты ее, это еще не значит, что у вас что-то будет…

– Понимаешь, она мне нравится, она такая забавная, как персонаж из комиксов, но…

– Эй, смотри, не влюбись…

Я был удивлен – или, как говорит один мой коллега, я был в трансе! – от его слов, прозвучавших как приказ, нелепый в данной ситуации.

– Слушай, но она этого и не ждет!.. Просто она уже давно ни с кем не спала.

Я чувствовал, что он хочет вновь подобраться к Марине. Он был уверен в том, что именно он – палочка-выручалочка во всем, что происходит между нею и мной. В тот момент я понял, что у него была полная уверенность в том, что именно он свел нас, именно он посоветовал мне позвонить ей две недели назад и позволил зародиться нашей связи. И теперь, как бы указывая на подписанный контракт, он призывает меня соблюдать договоренность. Ну, хватит, я дал тебе поразвлечься с ней, она отдохнула. Пришло время восстановить статус-кво. И немедленно!

Я задумался, сыграл ли отказ Шанталь какую-то роль в появлении этого воображаемого контракта. Могло ли согласие этой женщины изменить условия, которые он требовал выполнять. И пока эти мысли проносились у меня в голове, я осознал, что в который раз делаю что-то не то. Однако менять заданный тон было уже поздно. Было поздно говорить ему, что мне плевать на этот «контракт». Увы, спасать нашу дружбу тоже было поздно. И уж точно невозможно было объяснить ему, как все было на самом деле. Я никогда не был слишком благородным. Если бы у нас были по-настоящему бескорыстные отношения, если бы не было губительного тайного соперничества на работе, в мыслях и в отношениях с людьми, то я отвез бы его к себе домой, налил ему выпить и попробовал бы вправить мозги. Но чудес не бывает. Я возвращался в дом, где той ночью меня ждала Марина, и мне казалось, что оно того стоит.

9

Марина практически переселилась ко мне, потому что ее мать перестраивала-свою-квартиру-в-триста-квадратных-метров-с-помощью-команды-архитекторов-и-попросилась-пожить-у-нее.

– Да, она выселила меня, и я не смогла сказать ей «нет»… и потом, я подумала… Боже, Андреа, я не хочу показаться тебе навязчивой, но мы ведь и так не спим раздельно уже несколько недель… в общем, если… мы все равно остаемся у тебя, может, я немного здесь поживу… в любом случае… это только на несколько дней…

– Марина, о чем ты говоришь? Это будет просто здорово, я боюсь, что может быть немного тесно, но в этом ведь нет ничего страшного.

– Да… Конечно, ничего страшного.

Это было первым неверным ходом, первой роковой ошибкой, которая не то чтобы послужила причиной всему, но явно сыграла очень важную роль в том, что я сделал первый шаг по пути, ведущему к браку с Мариной, и даже не понял этого.

Она была рядом – очаровательная, с ее ворохом одежды, живой речью, пухлыми губами, высокой грудью, с босоножками Prada на высоченных каблуках и ремешками, изящно переплетенными вокруг щиколоток, под черным платьем из легчайшей струящейся ткани с красными сполохами в районе груди. Настоящая «бомба». И эта «бомба» попала в мой дом. В уголках моего сознания постоянно звучало: И чтобы я пустил постороннего в дом!, но я постоянно старался отогнать эту мысль, будучи твердо уверенным в собственном неоспоримом праве на свободу. Женщина на несколько дней переехала ко мне домой – это ничего не значило и ни к чему не обязывало. Эта женщина привыкла к независимости, всего добилась сама, принципиально ничего ни у кого не просила, потому что – по словам Луки – ни в чем не нуждалась. И что такое она могла с меня взять, чего у нее уже не было?

Эти проклятые вопросы за секунду пронеслись в моем мозгу, затуманенном ее босоножками и струящимся платьем, скрывающим загорелое тело, на ужине у египетского посла, где каждый год отмечался национальный праздник на вилле в Кассии и где прелесть Марины подтверждалась авансами со стороны моего соперника, который принимался за свое всякий раз, как только я ненадолго покидал Марину.

Тем вечером мне было хорошо. Марина, вопреки моим ожиданиям, сумела пробудить во мне инстинкт, против которого разум был бессилен. В отличие от Марты, она видела во мне опору. Я мог что-то для нее сделать, и мне это ничего не стоило. И было совершенно естественно, что в тот вечер – начиная с того вечера – мы обретались в моей «конуре в центре», которая до того была совершенно неприкосновенна. Получив заверения Марины, что это только на несколько дней, я видел, как моя конура приобретает совсем другие очертания, превращаясь в настоящий дом, чего я хотел меньше всего на свете. Но я был доволен и не скрывал этого. Из всех отношений, что у меня были, эти казались мне самыми удачными. Марина заботилась обо мне, не надоедая. Она всегда была внешне спокойна и, казалось, не интересовалась ничем, кроме красивой жизни. Похоже, она развила в себе чудесную способность жить сегодняшним днем, стараясь не упустить ни капли удовольствия. В отличие от Марты, она не была рассудительна и часто делала что-то просто так. Сознательно или нет? Я долго пытался понять, как ей это удается, и нашел ответ: она уже много лет посещает психоаналитика.

– Мой психоаналитик – последователь Юнга, а твой?

– Я никогда не был у психоаналитика. Пару раз возникало желание, но это так ничем и не закончилось, – я с изумлением увидел, как из того факта, что человек ни разу не был у психоаналитика, она делает вывод, что он, как нищий!

– А я думала, что ты… что ты это прошел.

– Да, нет, повода не было, – и я открыл было рот, чтобы сказать: А почему ты? – словно извиняясь за то, что в моем резюме этой строчки не было.

– Смерть моего отца, отношения с матерью, она делала мне очень больно, сейчас я научилась защищаться от нее, смотреть на вещи трезво… и наслаждаться, наконец, жизнью.